Читать книгу - "Древняя Спарта и ее герои - Лариса Гаврииловна Печатнова"

численность освобожденных илотов, возможно, сильно завышена из-за склонности Филарха к преувеличениям[348]. Кетлин Краймс в свою очередь настаивала на финансовой несостоятельности илотов. По ее мнению, здесь произошла путаница понятий, и под илотами Плутарха в действительности надо понимать неодамодов, поскольку пять мин — сумма, невозможная для илота[349].

По-разному исследователи отвечали и на вопрос, почему только две тысячи из шести тысяч освобожденных илотов были призваны в армию. Так, П.Кэртлидж не сомневался, что в эллинистической Спарте хватало илотов, способных выкупить себя на волю. То же, что из шести тысяч только треть была зачислена в армию, он объясняет нежеланием Клеомена усиливать «тревогу и подавленность» среди гоплитов гражданского происхождения, как это было, например, в 370/369 г.[350] Тогда спартанцы, объявив о наборе лаконских илотов в армию, сами же испугались слишком большого успеха своей рекрутской кампании: в списки записались шесть тысяч илотов. По словам известного американского антиковеда Ричарда Талберта, «набор в армию такой орды потряс спартанцев и нанес удар по их нервной системе»[351]. Только убедившись, что число свободных людей (граждан, союзников, наемников) будет достаточным для противовеса илотам, они несколько успокоились (Xen. Hell. VI, 5, 29).

При Клеомене еще сохранялась криптия (Plut. Cleom. 28,4), так что говорить о какой-то принципиально новой политике спартанского царя по отношению к илотам не приходится. Но, с другой стороны, Клеомен и здесь повел себя как новатор и политик, легко разрушающий идеологические стереотипы. Освобождение за деньги такой большой группы илотов стало важным прецедентом, который вскоре повторил в гораздо большем масштабе Набис.

Судьба реформ Клеомена

Судьба Клеомена и Спарты решилась в битве при Селласии, на границе Лаконии и Аркадии, которая состоялась, вероятно, летом 222 г.[352] У Антигона было значительное численное преимущество — 30 тысяч против 20 тысяч Клеомена. Спартанцы во главе с Клеоменом были разгромлены. Спартанский царь в этом сражении фактически потерял всю армию: в живых, по свидетельству Плутарха, осталось не более двухсот человек (Cleom. 28, 8). Погиб также брат и соправитель Клеомена Евклид (28, 7). Эта битва положила конец войне. Клеомен с оставшимися людьми спешно вернулся в Спарту. Жителям он не мог помочь ничем и потому посоветовал во избежание лишнего кровопролития сдать город Антигону. Сам Клеомен с небольшой свитой направился в порт Гифий, оттуда переправился на остров Киферу и отплыл в Египет. Источники единодушны в том, что Клеомен еще до битвы при Селласии подготовил свое возможное бегство (Polyb. II, 69, 11; Plut. Cleom. 29,3–4).

Антигон Досон вошел в Спарту как победитель. Беззащитный город сдался без всякого сопротивления. Впервые за многовековую историю Спарта оказалась в руках врагов. Наши авторы, Полибий и Плутарх, единодушны в том, что Антигон поступил с жителями очень гуманно. В этом пункте оба писателя использовали один и тот же источник — Филарха. Редкое для завоевателя милосердие по отношению к спартанцам сам Антигон объяснял тем, что он воевал не против Спарты, а исключительно против Клеомена. Согласно Плутарху, Антигон пробыл в городе всего два-три дня и за это время успел вернуть Спарте «прежние законы и государственное устройство» (Cleom. 30,1). Полибий говорит примерно то же самое и в той же краткой форме — что Антигон «восстановил у них исконное государственное устройство» (II. 70, 1), то есть конституционную законность после «тирании» Клеомена. Из этих двух лаконичных ремарок можно сделать вывод, что Антигон произвел частичную реставрацию политического строя Спарты. Главным пунктом этой реставрации стало скорее всего восстановление эфората. Во всяком случае, в той политической борьбе, которая велась в Спарте в 220/219 г., самое активное участие принимали эфоры (Polyb. IV, 22, 5). Скорее всего за тот короткий срок, что Антигон пробыл в Спарте, кроме восстановления эфората, никакого вмешательства во внутренние дела Спарты он больше не предпринимал. По-видимому, была сохранена коллегия патрономов и шестая оба неополитов.

Что касается спартанской диархии, то она в своем классическом виде исчезла навсегда. Павсаний утверждает, что судьбу царской власти решил отнюдь не Антигон, а сами спартанцы. По его словам, они «не пожелали, чтобы у них были опять цари, во всем же остальном у них и до сих пор остается прежнее государственное устройство» (II, 9, 3). Самыми решительными противниками царской власти выступили скорее всего вернувшиеся после бегства Клеомена изгнанники. Они и стали на ближайшее время главной политической силой и кадровым резервом для замещения должностей эфоров и геронтов. Вероятно, Антигон доверил политическую власть в Спарте именно вернувшимся из изгнания эмигрантам. Но теперь правители Спарты действовали не совсем самостоятельно. Антигон Досон оставил в покоренном городе беотийца Брахилла в качестве военного губернатора (Polyb. XX, 5, 12).

Если о реставрации политического строя в самом общем виде источники сообщают, то о судьбе социально-экономических реформ Клеомена нет никаких данных. По всей видимости, сам Антигон этим не занимался и оставил все на усмотрение спартанцев. Правящие олигархи скорее всего отобрали у новых граждан свои земли. Реставрация прежних социальных порядков была облегчена тем, что самая активная часть новых граждан погибла в битве при Селласии.

Подводя итоги, хочется отметить, что Спарта, в течение столетий ничего или почти ничего не предпринимая для изменения своей социальной политики, достигла феноменального результата — она осталась фактически без полноправных граждан. Трансформация Спарты из столпа реакции чуть ли не в освободительницу народных масс Пелопоннеса произошла благодаря проведенным в полном объеме реформам Клеомена.

Клеомен в отличие от Агиса полностью отказался от конституционных мер и с помощью армии наемников осуществил государственный переворот, уничтожив эфорат и отправив в изгнание всех своих политических противников. Избавившись самым решительным образом от оппозиции, он подчинил непосредственно себе все правящие институты.

Клеомен подверг значительной трансформации полисное устройство Спарты. Он фактически заменил традиционную диархию монархией. Свои реформы Клеомен проводил уже как единоличный правитель, фактически диктатор, хотя в державно-политическом отношении он скорее ориентировался на прошлую модель государственности, чем на ее эллинистические образцы.

Традиция, исходящая от Филарха, приписывает большую роль в планах Клеомена стоику Сферу, но в реформах Клеомена нет ничего, что можно было бы объяснить исключительно влиянием философии стоиков. Как отмечает П. Кэртлидж, «несмотря на реставрационную риторику, подлинно революционный багаж Клеомена был менее основателен, чем багаж его предшественника из дома Еврипонтидов»[353]. Идеология реформ Клеомена «была основана на спартанском конституционном фольклоре, а не на воображаемой стоической концепции братства»[354].

Клеомен хотел уравнять между собой только граждан. При этом большая часть периеков и все илоты оставались вне гражданского коллектива, и, соответственно, равенство на них