Читать книгу - "Столетняя война. Том IV. Проклятые короли - Джонатан Сампшен"

сентября 1405 года герцог Орлеанский провел смотр своих войск на равнине к югу от Парижа. Они начали распределяться небольшими группами по Босе и Гатине. На следующий день первые орлеанистские отряды проникли на восток от Сены и вторглись в Шампань. Большая часть Иль-де-Франс была разграблена войсками обеих сторон. Крестьяне бросали сбор урожая, чтобы найти убежище в обнесенных стенами городах и замках. Поток беженцев хлынул через ворота столицы. Не было времени на то, чтобы создать запасы для осады города. Огромный ежедневный поток продовольствия, необходимый для пропитания города, внезапно сократился до минимума, и свежие припасы можно было доставить только с вооруженным сопровождением. Уже через несколько дней после начала кампании обе армии начали испытывать нехватку продовольствия. Людовик Орлеанский, у которого не было обоза снабжения, попытался разместить свою армию в плодородной местности к северу от Марны, но жители Мо, контролировавшие единственную практически пригодную переправу через реку, отказались открыть перед ним ворота. В рядах обеих сторон появились расколы. Сообщалось, что при дворе королевы царит раздор. В Париже королевский Совет был парализован растущими сомнениями и разногласиями среди принцев. Однако первыми сдали нервы у орлеанистов. К концу сентября они решили начать переговоры. 8 октября Людовик собрал свою армию в Венсенском лесу на восточной стороне города. Страх охватил горожан. Открыто обсуждалась возможность разграбления города. Писательница Кристина Пизанская не спала всю ночь, написав эмоциональное письмо королеве с призывом спасти "это израненное и избитое королевство"[223].

Но на самом деле опасность миновала. Растущие трудности со снабжением своих армий вынудили обоих соперников пойти на переговоры. Герцог Бургундский также испытывал финансовые затруднения. Он продавал аннуитеты, закладывал свои драгоценности и брал деньги в долг у городов Фландрии и Бургундии. Мы меньше знаем о финансах его соперника, но было бы удивительно, если бы он также не испытывал трудности. К концу сентября в Венсенском замке уже шли переговоры. Они касались в основном программы реформ герцога Бургундского, которую он изложил 21 августа на собрании в Париже. Иоанн настаивал на том, что прежде чем он распустит свои войска, королева, все королевские герцоги и главные советники должны поклясться приступить к работе по ее реализации, как только король придет в себя. Положение Людовика Орлеанского было таким же сложным. Он был ближайшим кровным родственником короля и не видел причин соглашаться с каким-либо ограничением своего права управлять страной при отлучках короля. Его советники и союзники были более реалистичны. Было очевидно, что герцог Бургундский пользуется большой поддержкой и если он не получит большую часть того, что хочет, разлад в королевстве не будет устранен. Людовик Орлеанский, наконец, был убежден своими советниками пойти на уступки. 16 октября он и королева встретились с герцогом Бургундским и двумя его братьями на укрепленном мосту через Сену в Шарантоне, чтобы скрепить условия соглашения. Они поклялись хранить мир и быть братьями навеки. Они причащались от общей облатки, затем ели и спали вместе в знак примирения. В тот же день соглашение было провозглашено герольдами в Парламенте и Шатле. Через неделю, когда войска с каждой стороны были распущены, королева и Людовик Орлеанский вместе въехали в Париж в сопровождении герцогов Беррийского, Бургундского и Анжуйского, а также короля Наваррского, и были встречены внешним ликованием и внутренним страхом[224].

7 ноября 1405 года Жан Жерсон произнес проповедь перед собравшимися королевскими принцами. Жерсон был пенсионером и раздатчиком милостыни Филиппа Смелого и в целом все еще ассоциировался с Бургундским домом. Но избирательным округом, от имени которого он выступал по этому случаю, был Парижский Университет, канцлером которого он был. В настоящее время Университет, который все реже проявлял себя в мире образования, стал играть важную роль во внутренней политике Франции, несмотря на то, что многие его студенты и преподаватели не были французами. Пустота, оставленная папским расколом в управлении церковью, и падение престижа короны при Карле VI во многом способствовали созданию ситуации, в которой, как заметил один желчно настроенный современник, Университет "совал свой нос во все". Король и его Совет консультировались с ним по важнейшим государственным делам. Герцоги Орлеанский и Бургундский интересовались его мнением. Его ведущие деятели проповедовали при дворе. Университет поставлял духовников королям и принцам. Наваррский колледж, где учился сам Жерсон, прославился как место подготовки будущих государственных служащих. Университет не был монолитной силой, но подавляющее большинство его магистров и студентов были сторонниками герцога Бургундского. Когда в августе он вошел в Париж со своей армией, они не замедлили заявить о его поддержке. Их лидеры ежедневно и в большом количестве присутствовали на его Советах, где все выступали заодно. Но Университет выступал не только как моральный и духовный авторитет. В шестидесяти колледжах и монастырях, расположенных на склонах Холма Сент-Женевье (Montagne Sainte-Geneviève) на левом берегу Сены, обучалось около 200 магистров и 1.600 студентов. Но если учесть частных студентов, выпускников-резидентов и прочих прихлебателей, не говоря уже о курьерах, писцах, книготорговцах и изготовителей бумаги, посыльных и чиновниках, которые зависели от Университета как от источника средств к существованию, то студенческий корпус насчитывал более 10.000 человек. Эта огромная масса молодых, непоседливых, неженатых мужчин, известных своим беспорядочным поведением и невосприимчивых к обычным правовым процедурам, во многом способствовала неустойчивости парижской политической жизни[225].

Проповеди Жерсона Vivat Rex (Да здравствует король) суждено было стать одним из самых известных его произведений. Она была замысловатой, многословной и не отличалась особой оригинальностью. Но лишь немногие произведения так точно выражали насущные проблемы того времени, когда они были произнесены. "Мы призваны, — говорил он, — говорить о жизни короля, об интересах короля и об интересах общества". Ни одно учебное заведение не может говорить об этих вещах так хорошо, как Парижский Университет, чей "взгляд и мысли распространяются на все королевство Франции". Жерсон верил в примитивную версию общественного договора, условной сделки между государем и его подданными, которая объясняла и оправдывала наличие государства. Каждый из них был связан с другим взаимными обязательствами. Суверен выполнял свои обязательства, отправляя правосудие через автономные судебные органы, Парламент и Счетную палату, и прислушиваясь к советам великих корпораций, воплощавших коллективную мудрость общества: Королевский Совета, Генеральные Штаты и Парижский Университета. Но, считал Жерсон, чтобы эти обязанности государя имели хоть какую-то реальность, его власть должна была быть сосредоточена в одном человеке, обладающем независимостью, которая вытекала из наследственного права на власть. Для подданного, каким бы знатным он ни был (он, конечно, имел в виду герцога Орлеанского), вырвать власть из рук монарха было оскорбительно для всей идеи монархии. Если кто-то, кроме короля,