Читать книгу - "Курс новой истории - Сергей Михайлович Соловьев"

Королева и Мазарини до времени затаили свои чувства к тирану; но фрондеры не хотели дожидаться и подняли волнение на улицах. Мазарини уверял, что движение направлено против Конде; тот для поверки отправил свою карету и людей, раздались выстрелы, и один из лакеев принца был ранен. Раздраженный Конде подал жалобу в парламент. Тогда вожди Фронды, преследуемые за покушение на жизнь принца, решились сблизиться с двором против общего врага. Гонди, переодетый, ночью явился во дворец для переговоров с королевою и Мазарини, и дело было улажено: викарий поручился, что Париж не тронется, если правительство арестует Конде, Конти и Лонгвиля. И действительно, когда в Париже разнеслась весть, что эти три человека схвачены во дворце и отведены в крепость (Венсенн), то улицы были иллюминованы: город праздновал заточение своего героя как великую победу; в парламенте не было речи о том, что захваченные принцы должны быть судимы по законам. Гонди и Бофор объявили, что они совершенно примирились с двором, и в народе говорили: «Значит, не нужно более ненавидеть кардинала, если он перестал быть Мазарином» (1650).

Но поднялась новая Фронда. За Конде вооружились герцог Бульон, маршал Тюренн и другие друзья принца; энергическая красавица герцогиня Лонгвиль, сестра Конде, была душою движения. Не одна, впрочем, герцогиня Лонгвиль внесла свое имя в летопись Фронды: многие другие знатные дамы стали знамениты своими похождениями, сильным участием в интригах и волнениях эпохи; характер движения согласовался как нельзя больше с женским характером, взятым не с почтенной его стороны; и мужчины Фронды действовали большею частию как ветреные женщины. Измена казалась делом позволительным; знаменитый Тюренн вместе с герцогинею Лонгвиль заключили договор с испанцами: обязались взаимно не входить в сношение с французским правительством без освобождения принцев и без заключения выгодного для Испании мира. Тюренн соединил свое войско с войсками испанскими, забирал города и намеревался ударить на Венсенн, чтоб освободить Конде. Гонди потребовал у Мазарини, чтоб тот выхлопотал ему кардинальство; Мазарини отказал, тогда Гонди соединился с партиею Конде, увлекая за собою и бесхарактерного герцога Орлеанского.

Победа войск правительства над Тюренном не спасла Мазарини от беды, когда против него соединились теперь старая и новая Фронды. В парламенте опять заговорили против правительства, раздались голоса, что «монархия ниже законов». Парламент огромным большинством решил просить короля и правительницу об освобождении знаменитых заключенных; первый президент парламента, Молэ, говорил пред королевою необыкновенно смело, назвал политику Мазарини несчастною и сильно порицал арест Конде. Двенадцатилетний король обнаружил в себе при этом случае будущего Людовика XIV: он сказал матери, что если бы он не боялся навлечь на себя ее неудовольствие, то заставил бы замолчать первого президента и выгнал бы его (начало 1651 года).

Правительство объявило, что соглашается на освобождение принцев, если Тюренн перестанет вести войну. Но уже было поздно: герцог Орлеанский вошел в соглашение с партиею Конде, и положено было изгнать Мазарини; почти весь двор покинул дворец, чтоб предложить свои услуги герцогу; огромное число дворян последовало примеру двора; наконец, и духовенство объявило себя в пользу Конде. Мазарини счел нужным для себя выехать из Парижа в С.-Жермен; но парламент, благодаря короля и правительницу за удаление кардинала от двора, просил, чтоб Мазарини был удален за пределы Франции и чтоб вперед ни один иностранец не имел доступа в королевский совет. Анна Австрийская принуждена была согласиться на эту меру; принцы были освобождены. Мазарини выехал за границу, но поселился недалеко от Франции, в городе Брюле, близ Кельна, дожидаясь своего времени, зная, что во французских волнениях нет ничего серьезного, что все дело в личных отношениях, которые ежедневно запутываются. Он был робок, трепетал при виде приближающейся беды, но был тверд и стоек в самой беде..

Не успел Мазарини выехать за границу, как уже люди, его изгнавшие, начали ссориться. Вместе с исключением всех иностранцев из королевского совета парламент потребовал исключения кардиналов; духовенство подало королю жалобу на обиду, сделанную Церкви; герцог Орлеанский с тал на стороне духовенства, имел в виду кардинальство Гонди. В то же самое время парламент поссорился с дворянством, которое, жалуясь на поспешное ограничение древних прав и вольностей дворянских, жалуясь, что люди меча должны подчиняться людям пера, людям низшего происхождения, требовало созвания генеральных чинов, чтоб прекратить злоупотребления министров и захват власти, какой позволяли себе парламенты. Герцог Орлеанский и Конде не знали, что делать между двух огней, между дворянством и парламентом; положение последнего стало тем опаснее, что дворянство соединилось против него с духовенством. Между тем Конде перессорил новую Фронду с старой и в старой Фронде перессорил двух ее вождей — Гонди и Бофора. Тогда Гонди перешел на сторону королевы, которая обвинила Конде в сношениях с Испаниею. Дело было передано на суд парламента, в залах которого едва не произошло битвы между партиею Конде и партиею Гонди. Конде выехал из Парижа и явно перешел на сторону Испании. Тогда Мазарини увидел, что его время пришло, и явился во Францию в конце 1651 года с войском, собранным им в Германии и Бельгии; герцог Бульон и маршал Тюренн были теперь на его стороне; тщетно парламент выдал против кардинала яростную прокламацию: она не повела ни к чему, тем более что тринадцатилетний король был провозглашен совершеннолетним, и это стесняло парламент в его действиях.

Людовик XIV выезжал на встречу к Мазарини и вместе с ним поселился в С.-Жермене, а Конде возвратился в Париж, где оставался также и герцог Орлеанский. Но эти принцы I юдолго могли рассчитывать на парижан: вожди партий высказали ясно своекорыстность своих стремлений, об общем благе, об облегчении народа не было более речи, нерешительное положение всего более тяготило жителей Парижа, которые все сильнее и сильнее высказывали свое неудовольствие на неспособность парламента, который не умел ни возвратить короля, ни прогнать Мазарини; в мае 1652 года в народе раздавались крики: «Мир или война! Мы не хотим более так мучиться!»; кричали в одно время и против Мазарини, и против парламента, и против принцев. Самому Конде пришлось услыхать такие крики, которые заставляли его изменяться в лице. Хуже досталось членам парламента в июне: народ напал на них с кулаками, палками и ружьями, и много было ранено или избито. После этой грубой народной расправы политическая роль парламента кончилась, он уже не собирался более. Двор хотел воспользоваться этою смутою для нанесения решительного удара, и в июле под Парижем произошло кровопролитное сражение между войсками королевскими, которыми предводительствовал Тюренн, и между войсками Фронды, которыми начальствовал Конде. Последний бился