Читать книгу - "Русские государи в любви и супружестве - Николай Федорович Шахмагонов"

ней не оказалось. Начались поиски, но безуспешно, несмотря на то, что дверь, ведшая в опочивальню Императрицы, тоже была заперта изнутри. Поиски продолжались несколько минут, когда вошел генерал Беннигсен, высокого роста, флегматичный человек. Он подошел к камину, прислонился к нему и в это время увидел Императора, спрятавшегося за экраном. Указав на него пальцем, Беннигсен сказал: “Он здесь”, после чего Павла Петровича тотчас вытащили из его прикрытия.

Князь Платон Зубов, действовавший в качестве оратора и главного руководителя заговора, обратился к Императору с речью. Отличавшийся, обыкновенно, большой нервозностью, Павел на этот раз, однако, не казался особенно взволнованным и, сохраняя полное достоинство, спросил, что им всем нужно? Платон Зубов отвечал, что деспотизм его сделался настолько тяжелым для нации, что они пришли требовать его отречения от престола. Император, преисполненный искреннего желания доставить своему народу счастье, сохранять нерушимо законы и постановления Империи и водворить повсюду правосудие, вступил с Зубовым в спор, который длился около получаса и который, в конце концов, принял бурный характер».

В момент спора между императором и злодеями-нелюдями в коридорах послышался шум. Решив, что это идет подмога Павлу, заговорщики разбежались, кто куда. У Павла Петровича появился шанс спастись, но его снова подвело доверие к людям, которое в данном случае обратилось в доверчивость к нелюдям. Император остался один на один с наиболее циничным из убийц, бароном Беннигсеном. Известно, что император был не робкого десятка, прекрасно владел шпагой, и Беннигсен не представлял для него никакой опасности. Беннигсен, понимая, что Павел Петрович может немедленно уйти и поднять тревогу, но, не решаясь противодействовать этому силой, вкрадчиво заговорил:

– Ваше Величество, оставайтесь на месте, иначе ни за что нельзя поручиться при этой пьяной толпе. Гарантией Вашей безопасности будет моя шпага.

Более циничного и лживого заявления из уст убийцы, удерживающего в капкане жертву и знавшего, что часы, даже минуты этой жертвы сочтены, представить трудно. А через несколько минут выяснилось, что шум создала отставшая группа заговорщиков. Убийцы воротились в спальню еще более распаленные от сознания своего ничтожества и трусости, ну, и, конечно, осмелевшие оттого, что паника оказалась ложной. Для опасений же основания, безусловно, были, поскольку заговорщикам не удалось найти изменников среди нижних чинов, и некоторые караулы в других частях замка не подозревали о происходящем.

Фонвизин писал: «Услыша, что в замке происходит что-то необыкновенное, старые гренадеры, подозревая, что Царю угрожает опасность, громко выражали свои подозрения и волновались. Одна минута – и Павел мог быть спасен ими. Но поручик Марин, не потеряв присутствия духа, громко скомандовал: “Смирно!” От ночи и во все время, как заговорщики расправлялись с Павлом, продержал своих гренадер под ружьем недвижными, и ни один не смел пошевелиться…»

А между тем в опочивальне Павла назревала развязка. Один Пален пока еще не появился на сцене. Он ловчил до последней возможности, ибо понимал, что любой непредвиденный случай может все расстроить. Бернгарт по этому поводу писал: «Действительно, среди тех, которые хорошо знали Палена, было распространено мнение, что он замышлял в случае неудачи переворота арестовать Великого Князя вместе со всеми заговорщиками и предстать перед Павлом в роли спасителя».

Недаром же он сознался в участии в заговоре с целью его раскрытия и взял полномочие арестовать любого, по своему усмотрению. И войскам не случайно объявляли туманно о том, что идут «решать участь Государя». Случись провал, заговорщиков отправили бы в крепость во главе с наследником престола. Одним словом, пока Беннигсен и Зубовы действовали, Пален ожидал развязки, находясь поодаль и объяснив затем, что прикрывал их тыл.

А между тем те из заговорщиков, что были сильно пьяны, стали оскорблять императора, торопя развязку. Павел Петрович, чтобы перекричать их, стал говорить громче и сильно жестикулировать.

Н.А. Саблуков писал: «В это время шталмейстер Николай Зубов, человек громадного роста и необыкновенной силы, будучи совершенно пьян, ударил Павла по руке и сказал: “Что ты так кричишь!” При этом оскорблении Император с негодованием оттолкнул левую руку Зубова, на что последний, сжимая в руке массивную золотую табакерку, со всего размаха нанес правою рукою удар в левый висок Императора, вследствие чего тот без чувств повалился на пол. В ту же минуту француз-камердинер Зубова вскочил с ногами на живот Императора…» Его примеру последовали князь Яшвиль, Татаринов, Гордонов, Скарятин и другие. Они рубили саблями, кололи шпагами.

«Началась отчаянная борьба, – писал Фонвизин. – Павел был крепок и силен: его повалили на пол, топтали ногами, шпажным эфесом проломили голову».

Но государь все еще дышал. И тогда барон Беннигсен, наблюдавший со стороны за этой оргией, с убийственным хладнокровием подошел к злодеям и протянул свой офицерский шарф, который подхватил Скарятин. Скарятин тут же задушил императора.

Беннигсен же вышел, как указал Фонвизин, в «предспальную комнату, на стенах которой развешаны были картины, и со свечкою в руках преспокойно разглядывал их. Удивительное хладнокровие! Зверская жестокость!»

Николай Александрович Саблуков подвел такой итог кровавой драме:

«Называли имена некоторых лиц, которые выказали при этом случае много жестокости, даже зверства, желая выместить зло и ненависть на безжизненном теле, так что докторам и гримерам было нелегко привести тело в такой вид, чтобы можно было выставить его для поклонения, согласно существующим обычаям. Я видел покойного Императора, лежащего в гробу. На лице его, несмотря на старательную гримировку, видны были черные и синие пятна. Его треугольная шляпа была так надвинута на голову, чтобы, по возможности, скрыть левый глаз и висок, который был зашиблен. Так умер 12 марта 1801 года один из Государей, о котором история говорит как о монархе, преисполненном многих добродетелей, отличавшемся неутомимой деятельностью, любившем порядок и справедливость, и искренно набожном. В день своей коронации он опубликовал акт, устанавливающий порядок престолонаследия в России. Земледелие, промышленность, торговля, искусства и науки имели в нем надежного покровителя. Для насаждения образования и воспитания он основал в Дерпте университет, в Петербурге училище для военных сирот (Павловский корпус). Для женщин – институт ордена Св. Екатерины и учреждения ведомства Императрицы Марии».

Свои записки Саблуков заключил следующими словами: «Нельзя без отвращения упоминать об убийцах, отличавшихся своим зверством во время этой катастрофы. Я могу только присовокупить, что большинство из них я знал до самого момента кончины, которая у многих представляла ужасную нравственную агонию в связи с самыми жестокими телесными муками».

«Теперь вас поздравляю – вы Император!»

Если же вдумчиво подойти к оценке фактов известных, то не может не удивить хамское отношение заговорщиков к великому князю после убийства императора Павла, когда он, наследник престола, автоматически