Читать книгу - "Песни ни о чем? Российская поп-музыка на рубеже эпох. 1980–1990-е - Дарья Журкова"

– А знаешь почему у тебя такие пяточки мягкие? – спрашивал Игорь Николаев у Анжелики Варум, целуя ей ноги.

– Знаю.

– Почему?

– Это потому, что у нас такая советская власть, – кокетливо отвечала героиня Варум.

– Правильно! – вторил ей Николаев.

Этот диалог был парафразом на сцену из фильма «Утомленные солнцем» (реж. Н. Михалков, 1994), где комдив Котов (Никита Михалков) пророчил своей дочери Наде (Надежда Михалкова) благополучную жизнь при советской власти. Мягкие пяточки, которые, как мечтал Котов, его дочь сохранит до старости, были символом конца страданий предыдущих поколений. В эпизоде «Старых песен о главном» смысл перефразированного диалога сводился к тому, что невинный телесный дискурс между возлюбленными якобы санкционировался официальными инстанциями. Это выглядело тем абсурднее, чем более телесно расхристанной была сама эпоха девяностых.

Второй выпуск «Старых песен о главном» начинает работать с темой идеологических штампов целенаправленно. Показательно, что сфера употребления авторитарного дискурса оказывается на границе между официальным и приватным пространством, так как идеологизированные речевые обороты звучат по телевидению, но в рамках инсценировки развлекательных программ – «Голубого огонька» и «Кабачка 13 стульев». Причем характер программы принципиальным образом влияет на стиль подачи стандартизированных выражений.

Так, ведущие «Голубого огонька» (Ангелина Вовк и Игорь Кириллов) стараются выдержать торжественный тон и произносят абсурдистские для современного уха фразы вполне серьезно. Например, представляя Жанну Агузарову в качестве певицы из США, они декларируют, что: «Нашим телезрителям безумно полюбились ваши песни протеста против капиталистической действительности. Мелодии „Черный кот“, „Белый день“, „Желтые ботинки“ знает в нашей стране и стар и млад. И мы приветствуем вашу борьбу против воротил заокеанского шоу-бизнеса». Ирония сквозит не только в том, что нарочито беззаботные эстрадные шлягеры выдвигаются в качестве средства идеологической пропаганды, но и в откровенно ироничном поведении самой Жанны Агузаровой, которая с выпученными глазами и противным голосом вставляет между репликами ведущих заученные фразы на английском. Это даже не пародия на то, как на советском ТВ подавалась зарубежная эстрада. Это сознательное «придумывание» прошлого, в котором идеологические штампы советского времени перемежаются фразеологическими штампами на иностранном языке, выливаясь в фантасмагорическую картину.

Гораздо изящнее официальные штампы обыгрывает в своих репликах Михаил Державин в качестве ведущего «Кабачка 13 стульев». Возрождая атмосферу тонкого юмора на грани дозволенного, Державин представляет Лайму Вайкуле так: «Наша очаровательная пани Лайма. Одни говорят, ее акцент – это вражеский голос, другие – мировой уровень». Таким образом, та же самая тема «антикоммунистического заговора» получает по-эстетски двойственное толкование, органично переплетаясь с имиджем латвийской певицы.

Параллельно с иронией над штампами советского идеологического дискурса в телешоу включается пародирование современного дискурса, а именно рекламы. Например, Вероника Маврикиевна (Владимир Тонков) из знаменитой пары комических старушек вдруг произносит слоган из рекламы стирального порошка («Чистота – чисто „Тайд“»), и произносящая его героиня сама застывает в недоумении, откуда в ее речи возникло это выражение. Еще абсурднее выглядят заключительные кадры из легендарной сцены соблазнения из фильма «Бриллиантовая рука». Когда танцующая героиня-обольстительница оборачивается, выясняется, что это мужчина. Откидывая накладную косу и смотря прямо в камеру, он с придыханием произносит: «Помоги мне, и твои волосы станут мягкими и шелковистыми». Внедрение реплики из рекламы 1990‐х в реконструкцию советского кинофильма выглядит комически и сюрреалистично. В такой подмене, с одной стороны, обнаруживается предельная проницаемость границ – как временны´х, так и художественных, а с другой, сказывается усталость новой эпохи от тотального присутствия рекламы, которая стала транслятором новой неофициальной идеологии – идеологии потребления. Таким образом, символической деконструкции подвергается не только советская, но и современная эпоха.

В третьем выпуске «Старых песен о главном» параллели между речевыми (идеологическими) штампами из прошлого и настоящего становятся не только более нарочитыми, но и политически окрашенными. Выпуск открывается архивной записью новогоднего поздравления Брежнева с 1971 годом, где он напоминает советским гражданам об исполненном долге, великом ленинском юбилее и самоотверженном труде в завершающий год восьмой пятилетки. В выступление Брежнева то и дело вкрадываются технические помехи, которые обрываются грозной репликой Николая Фоменко: «Я тебе попереключаю!» В этой экранизации известного анекдота советских времен465, с одной стороны, наглядно проступает вся пустота и заскорузлость авторитарного дискурса позднесоветского периода, а с другой стороны, обнаруживаются константные черты всякой власти и ее медийной природы.

Показательно, что одним из главных действующих лиц третьего выпуска становится фигура Ивана Грозного. Казалось бы, этот персонаж напрямую заимствован из знаменитой комедии Леонида Гайдая, тем более что играет его все тот же Юрий Яковлев. Но в рисунке его роли полностью исчезает какая-либо величавость. В новых обстоятельствах герой превращается в суетливого, бесцельно слоняющегося и согласного на любую роль человека из массовки. Столь же измельчавшими, картонно-комичными выглядят и актеры-двойники Ленина и Сталина, с которыми Иван Грозный встречается в коридорах «Мосфильма».

В развенчании и иронии над власть имущими проявляется бессознательное неверие общества конца девяностых в какие-либо официальные властные структуры, уж не говоря об авторитарном дискурсе как таковом. Неслучайно столь же бессмысленными и откровенно далекими от реальной жизни звучат реплики ведущих программы «Время» (Алены Свиридовой и Льва Лещенко), докладывающих об успехах на ниве сельского хозяйства. Настоящее же положение дел прорывается в как бы незапланированных оговорках. Так, осаживая восторженное восклицание героини Натальи Селезневой об ожидании в новогоднюю ночь чего-то чудесного, необыкновенного и возвышенного, герой Юрия Яковлева (пока что – заместитель главы районной администрации) замечает ей, что ждет нас всех «деноминация – у нас других чудес не бывает». Он же, но уже в роли Ивана Грозного в новогоднем неформальном поздравлении желает дорогим россиянам: «веры, любви и главное – надежды». Это обращение, выступающее своеобразной смысловой аркой вступительной речи Брежнева, выглядит гораздо более искренним как по тону обращения, так и по констатации реальной ситуации, пережить которую можно только с помощью надежды на лучшее. Если вдуматься в эти фразы, то картина современной жизни получается весьма плачевная, практически безнадежная. Не поэтому ли герои передачи, а вместе с ними и вся страна скрываются от действительности на территории советской фабрики грез? Обращение к лейтмотивам прошлой эпохи вскрывает болевые точки в современности, что вполне закономерно.

***

Подробный анализ одного из ключевых музыкально-развлекательных телепроектов 1990‐х годов показал, насколько непростой оказалась в нем траектория взаимодействия прошлого и настоящего. Начинаясь как экспериментально-шуточный оммаж эпохе, канувшей в Лету, «Старые песни о главном» неожиданно для себя пробудили волну ностальгии по советской культуре и задали основные каноны ее интерпретации. Непременным слагаемым большинства ретропроектов стало щепетильное