Читать книгу - "Судьи и заговорщики: Из истории политических процессов на Западе - Ефим Борисович Черняк"

Вместе с тем полиция не сумела помешать возникновению крупных организаций преступников. Достаточно напомнить шайку Картуша, долго и беспрепятственно действовавшую в начале XVIII в. в Париже. Ее ликвидацией занялось само правительство регента Франции, герцога Филиппа Орлеанского.

Примерно в те же годы возникла организация преступников в Англии, разделившая всю страну на округа, каждый из которых был отдан на откуп особой банде, включавшей отряды, специализирующиеся на ограблении церквей, разбое на больших дорогах, воровстве на ярмарках, подделке драгоценностей, содержании сети складов, где хранилось награбленное добро перед продажей его лондонским скупщикам или отправкой контрабандным путем на собственном корабле для сбыта в Голландию. (Все эти подробности выявились на процессе некоего Джонатана Уайльда в 1725 г.)[305]

Но и секретная полиция получала все большее развитие в Европе. Директор королевской полиции в Берлине был назначен в 1742 г. Централизация полиции во владениях австрийских Габсбургов началась в 1749 г. В 1751 г. был создан пост полицейского комиссара Вены и Нижней Австрии, причем при этом частично использовался французский опыт. А в феврале 1789 г., проводя реформы в духе просвещенного абсолютизма, император Иосиф II организовал министерство полиции во главе с графом Пергеном[306]. Рука тайной полиции ощущается теперь почти во всех судебных делах, имевших политическую подоплеку.

Одной из разновидностей политических процессов стали суды над должностными лицами, которых удобно было сделать козлами отпущения за совершенные военные и дипломатические ошибки. С Семилетней войной (1756–1763 гг.) были связаны два наиболее известных из них. 14 марта 1757 г. на борту военного корабля был расстрелян адмирал Джон Бинг. Его обвинили в трусости перед лицом врага. Это обвинение было отвергнуто судом, приговорившим, однако, адмирала к смерти за то, что в битве при Минорке 20 мая 1756 г. он не сделал всего возможного для разгрома вражеского французского флота. Обвинение было тем более неосновательно, что Бинг сражался против превосходящих сил противника. Сам суд, вынесший приговор, ходатайствовал о помиловании адмирала; к нему присоединилась палата общин, одобрившая специальный билль. Но этот билль был отвергнут палатой лордов, где преобладали креатуры премьер-министра герцога Ньюкастля. Аналогичный характер носил процесс графа Лалли-Толландаля, правителя французских владений в Индии, большая часть которых была захвачена англичанами. Вину за неудачу свалили на Лалли, который по приговору суда был казнен в 1766 г.

В зависимости от общественной атмосферы тот или иной процесс приобретал шумную, иногда общеевропейскую известность, не всегда соответствующую реальному политическому значению дела. В разгар Семилетней войны такой резонанс получило дело Каласа.

13 сентября 1761 г. в магазине, принадлежащем 64-летнему тулузскому негоцианту Жану Каласу, протестанту по вероисповеданию, был найден повешенным его сын Марк-Антуан. Местное духовенство, ухватившись за возможность разжигания фанатизма, стало утверждать, что Марк-Антуан был убит родными, пытавшимися помешать его переходу в католичество. Распускались слухи, будто протестанты готовили кровавую резню мирных жителей Тулузы[307]. Хотя картина убийства (или самоубийства) Марка-Антуана была (и остается) неясной[308], отсутствовали доказательства существования религиозных мотивов для преступления[309], однако по приговору тулузского парламента (судебного учреждения) Калас был подвергнут мучительной казни колесованием, члены его семьи брошены в тюрьму.

На защиту чести невиновного выступил Вольтер, обличая судебный произвол, поставленный на службу религиозному мракобесию[310]. Это придало делу общеевропейскую огласку, что в свою очередь заставило вернуться к нему и правительство Людовика XV. В марте 1763 г. Большой королевский совет предписал тулузскому парламенту представить ему материалы дела Кал аса. Еще через год с лишним, 4 июня 1764 г., старый приговор был отменен Тайным советом короля. Дело перешло к парижским судьям, которые 9 марта 1765 г., ровно через три года после смертного приговора, вынесенного в Тулузе, единогласно реабилитировали память Жана Каласа и оправдали всех остальных обвиняемых [311].

В 60-х годах XVIII в. громкий резонанс приобрело «дело Уилкса» — члена английской палаты общин, выступавшего против попыток усиления влияния короны. В 1762 г. в своей газете «Северный британец» Уилкс подверг критике тронную речь, за что с согласия олигархического парламента был брошен в тюрьму по обвинению в «безнравственности». При переизбрании палата общин отказалась принять его в свой состав. «Дело Уилкса», ставшее начальным этапом длительной борьбы либеральной буржуазии за парламентскую реформу, было вместе с тем отражением резкого роста народного недовольства[312]. На последующих этапах борьбы за реформу, когда она приобрела массовый характер, правящие круги не раз организовывали шумные процессы против руководителей демократического движения по обвинению их в государственной измене (в 1794 г. — против Томаса Гарди, в 1819 г. — против Г. Гента и др.). Это была одна из разновидностей процессов против революционеров, происходивших во всех странах Европы и Америки[313].

Острая внутриполитическая борьба в Англии привела к знаменитому процессу Уоррена Хейстингса, генерал-губернатора британских владений в Индии, превзошедшего своих предшественников в разграблении этой богатейшей колонии. По возвращении в Англию Хейстингс по настоянию его врагов — лидеров партии вигов Э. Берка, Р. Шериана, Ф. Френциса был предан суду палаты лордов за служебные злоупотребления. Процесс растянулся на 10 лет и закончился в 1795 г. оправданием подсудимого. А главное, «крайностями», за которые пытались осудить Хейстингса, совершенно затушевывался тот узаконенный колониальный грабеж Индии, который продолжался столетиями — и до, и после процесса бывшего генерал-губернатора. После смерти Хейстингс был похоронен в Вестминстерском аббатстве, где покоится прах великих англичан. В эпоху империализма буржуазная историография стала открыто превозносить Хейстингса, якобы стремившегося «править Индией ради самих индусов» [314]. Процесс Хейстингса давно уже объявлен «жестокой несправедливостью», «пародией на правосудие»[315], причем, конечно, не за то, что обвиняемый был оправдан, а за самый факт суда над генерал-губернатором. «Потомство очистило его имя от клеветы вигов»[316],— писал с удовлетворением Уинстон Черчилль.

Еще один из шумных процессов, в которых «отразился век», — суд в 1786 г. над кардиналом Роганом, авантюристом Джузеппе Бальзамо, известным под именем графа Калиостро, мнимой графиней Ла Мотт и другими вольными или невольными соучастниками аферы — кражи бриллиантового ожерелья под видом покупки его для королевы Марии-Антуанетты. Уголовный по своей сущности процесс приобрел политическое звучание; оправдание парижским парламентом Рогана и Калиостро праздновалось как победа над королевским произволом. Процесс способствовал дискредитации французской монархии. До взятия Бастилии оставалось всего около трех лет[317].

Лики террора

С огненными годами Великой французской революции неразрывно связано представление о суровых судебных процессах, не только являвшихся порождением той грозовой эпохи, но и наложивших на нее свой неизгладимый, отпечаток. В разные периоды революции эти процессы имели различный политический смысл, по-разному они проходили, неодинаково и заканчивались.

Началом революции справедливо