Читать книгу - "Post-scriptum (1982-2013) - Джейн Биркин"

Оставила сообщение для крошки Лу, странно думать, что она идет домой из школы, когда мы ложимся спать, подъем в 6:30, едем к бухте Халонг с переводчиком Оливье и туристами, нам весело, мы три часа едем в прохладной машине, нам подарили домашнюю рисовую водку в бутылке из-под минеральной воды. И вот мы на борту этого лайнера на двоих. Восходит солнце, камни стоят розовые, дует ветер. Забыто появление мрачных призраков, вечернее купание, вода как теплое густое масло, ныряем в алые отсветы, матросам показалось, что я кричала help! Со мной был поляроидный аппарат, я надеялась сделать снимок, на котором все будет видно.

Сейчас откроем бутылку «шато…», которую тайком, из чистой любезности, сунула нам стюардесса «Эр Франс», утешительный подарок после тринадцати часов в тесноте. Пью за ее здоровье у скалы в бухте Халонг.

* * *

На корабле, в тот же день

Вчера вечером я проснулась в отвратительном настроении. Оливье сказал, чтобы я его не трогала, так что я приняла снотворное и заткнула уши, что безмерно его огорчило, когда я вскочила вся в поту, он закричал: «Ты куда?» Слава богу, мы всю ночь гоняли тараканов, это было куда веселее, я снова проснулась рядом с Тигром, который одергивал мою ночную рубашку, потому что мимо нашей каюты шли все три матроса, они могли увидеть нас через стекло.

Надо было перенести наш багаж, и очень приятный человек никак нас не отпускал, рассказывая по-французски, что его отец получил орден Почетного легиона, потому что во время войны был санитаром и спасал жизнь французским офицерам. А он, его сын, был наказан за то, что его отец воевал против французов, и ему запретили ходить в школу, вот потому он неграмотный. А потом пришли коммунисты. Он очень милый человек и говорит на изысканном французском. Теперь он работает с туристами. Его дети учатся в университете, а его собственная жизнь, по его словам, клонится к закату. Мне пришлось назвать ему мой возраст, это было довольно неприятно, потому что я на год старше О., но я ему говорила, что родилась в том же году, что и он, и пришлось, поскольку Оливье видел мой паспорт, со стыдом признаться.

После утомительного перехода до пляжа мы плавали в райском уголке: белый песок и кораллы сексуальных очертаний. Бедного О. в воде укусили. Кровь так и хлестала, наказание в раю. Кара! Был ли это скат? Бедный О. столько лет хотел на него взглянуть. Он был, наверное, футов пять в длину, с крыльями, и О., упустив его, почти расстроился. Как бы там ни было, кровь лила как из зарезанного, и я несла его в воде, он ничего не весил. Это подействовало усыпляюще, потом мы час, совершенно затуманенные, искали ракушки на пляже.

Какая тревожная ночь! О. по моей просьбе читает мне свою книгу. Африканская глава очень смешная, Таможенник Руссо, изнасилование, Рождество, и волнующая тоже, так что мне снились эротические сны и спокойна я не была. О. читает вьетнамскую книгу, ему надо ее дочитать. Он спрашивает, не мешает ли это мне, я говорю, что нет, хотя втайне хотела бы, чтобы он обратил внимание на меня. Он прочитал одну или две истории, я дремала, вся распаленная, он отложил книгу, ласково похлопал меня по заднице и уснул в моих объятиях. Раздосадованная и обиженная, я вертелась, потом, не выдержав, пошла за снотворным. «Ну что ты там опять?» Мне, в темноте, эти слова показались несправедливыми. «Думаю, опять ищешь свое снотворное». Я проглотила таблетки, не осмелившись попросить воды, так что запивала их рисовой водкой, в животе костер, еще одна неприятность.

Заливаясь слезами, я говорила себе: «Всего пять дней, и свалю в Париж». И снова боязнь осуждения. Что он обо мне думает? Порочный круг, поскольку я всхлипываю, О. кладет мне руку на плечо, я высвобождаюсь, это слишком легко, он в темноте говорит мне, что только глупый и невлюбленный человек может оттолкнуть протянутую руку и отказаться мириться, я вся распухла от слез, нос заложен, мне так плохо, что я не сразу могу ответить на обвинение: опять дурой назвали! Потом я уступила, я чувствовала себя такой несчастной в своем углу. По-моему, папочка замечательно говорил: «Don’t let the sun go down upon your wrath»[208].

И вот я – вся опухшая, он – расстроенный. Явно требовалось раскурить трубку мира, но из-за зуммера в нашей каюте и вездесущего господина Чаня[209] Оливье сказал, что здесь этого делать нельзя, вот в чем секрет, вот почему он ко мне не прикасался. Я призналась, что запила снотворное саке, боясь попросить воды. Легкая истерика – и мы мирно уснули.

Сегодня утром судно отчалило в шесть часов, мотор был запущен на полную мощность. Несмотря на это, я проспала до тех пор, пока О. меня не разбудил. Он был веселый, я тоже, несмотря на то, что глаза плохо открывались, веки сильно вздулись, стали гладкие и блестящие. Мы приближаемся к острову обезьян… Договориться не удалось, надо было в 14:30 сказать в Ханое, что мы хотим посмотреть на обезьян. Молодой матрос сказал об этом с сожалением. Господин Чань уязвлен тем, что мы не добились своего, но ценит честность мальчика… О. прочитал ему лекцию о происхождении слов, он был в восторге, даже для очень богатого человека, прибавляет Чань, вот что он пытался проделать со сторожем острова обезьян, оплачиваемое предложение, вчера вечером я узнала, что его старший сын умер в 28 лет от заражения крови, какая ирония, его отец спасал людей, а сын убит врачом, судьба не уберегла господина Чаня ни от одного горя, он говорит, что О. на сделанном мной снимке похож на Виктора Гюго или на Жана Вальжана.

Воскресенье. Дивная прогулка с О. Мы улизнули от навязчивого рикши и с двумя робкими рикшами отправились на рынок. Купили белую блузку и бархат для моей вьетнамской шляпы. Пообедали омлетом с хрустящей корочкой в скромном ресторанчике. Вернулись в гостиницу, полежали и снова отправились в запретный город, довольно страшный с этим его цветом засохшей крови, который был бы уместен на улице Одеон. Вернулись в наш излюбленный ресторан, чтобы выпить в тени деревьев. Официант нас узнал и очаровал меня своей милой широкой улыбкой. О. говорит, что не надо увлекаться!

Рикши на обратном пути. Два часа спустя