Читать книгу - "Иван Грозный. Начало пути. Очерки русской истории 30–40-х годов XVI века - Виталий Викторович Пенской"

контроль. Хан должен был испрашивать у великого князя разрешение на женитьбу на дочери ногайского мурзы Юсуфа Сююмбике. Вооруженные силы ханства обязывались принимать участие в военных мероприятиях России… При нем ханство выплачивало России дань» – так характеризовали режим, установившийся в русско-казанских отношениях в последние месяцы жизни Василия III авторы очерка политической истории Казанского ханства[523].

Разрешив, наконец, казанский вопрос (проявив при этом недюжинное упорство и силу воли) и не имея в лице ослабленного усобицей Крыма опасного врага, Василий III получил возможность вернуться к решению литовской проблемы. После окончания первой Смоленской войны 1512–1522 гг. на русско-литовском пограничье долгожданного замирения не наступило – обе стороны рассматривали достигнутое соглашение о прекращении боевых действий только как передышку перед новым раундом противостояния. Вопрос заключался только в том, кто и когда начнет новую войну? М.М. Кром предположил, что инициатива в этом вопросе принадлежала Василию III. Имея полностью свободные руки, великий князь Московский и Государь всея Русии начал готовиться к новой войне. Его военные приготовления вызвали серьезную обеспокоенность у его литовского «брата». Сперва в 1528 г. военная тревога была объявлена в Полоцке и Витебске, где летом этого года со дня на день ожидали вторжения русских войск (кстати, стоит заметить, что и в разрядных книгах летом 1528 г. впервые после долгого перерыва появляется разряд «от литовской украины»)[524].

Новая военная тревога (на этот раз, правда, на юге, на киевском направлении, что выглядит несколько странно и нелогично, – согласно наблюдениям А.И. Филюшкина, центр военной активности Русского государства на литовском направлении со времен Ивана III все время смещался к северо-западу[525]) прозвучала спустя несколько лет, в начале 30-х гг. Тогда Василий III завязал сношения с крымским ханом Саадет-Гиреем I и молдавским воеводой Петром Рарешем, у которых были свои счеты с Сигизмундом I, видимо рассчитывая вовлечь их в анти-литовскую коалицию[526]. Но реализовать свой замысел Василию III не довелось – как мы уже писали выше, осенью 1533 г. он внезапно занемог и вскоре скончался, а в последовавшей после его скоропостижной смерти политической неразберихе и борьбе за власть между боярскими кланами Москве было уже не до новой войны с Литвой. А вот в Вильно, пристально наблюдая за событиями, происходящими в русской столице, узнав о том, что Василий III умер, немало тому возрадовались, а еще больше там возрадовались, узнав о начавшихся политических неурядицах в Москве и о готовности московских бояр поставить друг друга на ножи (о чем мы писали в предыдущих главах). Малолетний Иван IV явно не справлялся со своими обязанностями верховного арбитра в хитроумных придворных интригах, и московский государственный корабль, оставшийся без руля и ветрил в бурном море, начало швырять из стороны в сторону. Литовская правящая верхушка не могла пропустить такой уникальный шанс взять реванш за многолетние унижения и разом вернуть утраченные в прежние десятилетия земли. Как результат, в августе 1534 г. Вильно развязывает новую войну, пятую по cчету в длинной череде русскопольско-литовских военных конфликтов, которая получила позднее название Стародубской и продлится до 1537 г.

Война началась с вторжения литовского войска на Северщину в конце августа 1534 г. По своему обыкновению, литовская военная машина чрезвычайно долго собиралась в поход, и пока ее ржавые, плохо пригнанные друг к другу колеса начали вращаться, в Москве успели принять необходимые меры и усилить группировку войск на наиболее угрожаемых направлениях – смоленском и северо-западном. Юго-западное направление оказалось прикрыто хуже, чем и воспользовался неприятель. Опустошив Северщину и взяв небольшой городок Радогощ, литовское воинство с полоном вернулось восвояси. Другая литовская рать подступила было к Смоленску, но была отражена. Считая, что задача выполнена, успех достигнут и устрашенная Москва, ослабевшая из-за внутренних распрей, вот-вот явится просить мира, король Сигизмунд I приказал своему гетману Ю. Радзивиллу распустить войско по домам, оставив лишь несколько тысяч ратников для гарнизонов в приграничных крепостях и городках.

Увы, расчеты на то, что московские бояре, потрясенные успешным литовским набегом на Северскую землю, запросят мира, оказались несбыточными. В Москве и не собирались мириться, и очень скоро Вильно представился случай убедиться в этом. Сперва, по сообщению псковского летописца «великого князя воеводы, псковскои наместник Дмитреа Воронцов, да лоуцкои намесник Иван Палецкой и иные воеводы с новгородцкою силою и псковскою ходиша под Полоцко и под Витебско и плениша землю Литовскоую на 300 верст»[527]. Судя по тому, что известия об этом походе есть только в Псковских летописях и никак не отражены в официальном летописании и разрядных книгах, видимо, есть основания согласиться с мнением М.М. Крома, писавшего об этом набеге как инициативе местных наместников и воевод (не стоит забывать об особом, полуавтономном статусе Новгорода и Пскова в составе Русского государства – В. П.)[528]. Осенью того же года и «союзник» Москвы «царевич» Ислам-Гирей, почувствовавший возможность поправить свои дела, совершил успешный набег на Подолию и Волынь, уведя в Крым множество пленных.

Эти походы стали своего рода прологом к большому зимнему походу 1534/35 г. В ответ на литовское вторжение во владения московского великого князя на Северщине и Смоленщине в сентябре 1534 г. Боярская дума приговорила, а ребенок – великий князь указал отправить большую русскую рать в ответный поход на Литву зимой. 28 ноября 1534 г. малолетний государь лично отпустил своих воевод, князей М.В. Горбатого и Н.В. Оболенского со товарищи (среди которых был и 1-й воеводы Передового полка конюший князя Иван Овчина) «на начинающего брань на Литовъского короля, деръзающего на благочестие великие дръжавы православного государя». Другая рать отправилась воевать Литовскую землю с Новгорода и Пскова, а третья – из Стародуба. Несмотря на суровые погодные условия, на «снеги и мразы велики»[529], государевы рати, не встречая сопротивления, свирепствовали во владениях Сигизмунда I до самого конца зимы 1535 г.

Война сама по себе дело жестокое и кровавое, а в те времена и подавно, так что русские и татарские воины безжалостно пустошили владения Сигизмунда, сполна (и даже с лихвой) расплачиваясь с литовцами за разорение Северщины несколькими месяцами раньше. «Сътвориша зла много, пожгоша и секоша человеки мужи и жены и детей, а иных в полон поведоша безчислено», – писал русский книжник, и, выражая удовлетворение от успехов великокняжеских ратей, добавлял к этому: «наполнися земля вся Руская полону литовского»[530]. Под удар соединенной псковско-новгородской рати под водительством князя Б.И. Горбатого, вторгшейся в Литву с севера, со стороны Опочки, попал Полоцк и его окрестности. «Новгородскые воеводы воевали Полътеск, Витепъск, Бряславль, Осеновец, Сенну, Латыгошу и иные городы», – писал другой русский летописец