Читать книгу - "Создание трилогии BioShock. От Восторга до Колумбии - Рафаэль Люка"

середине XIX века до всевозможных джазовых форм, которые покорили XX столетие, музыка афроамериканцев транслировала важные социальные ценности, связанные с борьбой против рабства и расовой сегрегации. Она обретает особый смысл в контексте BioShock, чей сюжет как раз вращается вокруг идеи рабства – физического, умственного, нравственного и философского. Не зря главный герой игры носит на запястьях татуировку с цепями. «Ты человек или раб?» – вопрошает Эндрю Райан снова и снова.

На рубеже 1960‑х годов линию джаза продолжил фри-джаз[95], который позволил афроамериканцам оставить канву западной музыки и полнее выразить социальный протест. И снова BioShock перенимает эти ритмы борьбы за свободу. Нечто подобное мы наблюдаем в мультипликационном фильме «Метрополис» режиссера Ринтаро, снятом в 2001 году: в его ключевых сценах звучит St. James Infirmary Blues[96] и I Can’t Stop Loving You Рэя Чарльза. «Метрополис» – это еще одна история о рабстве и свободе, тщеславии и гордыне. Конечно, совпадением это не назовешь: мультфильм представляет собой адаптацию манги Осаму Тэдзуки, которая, как и оригинальный фильм Фрица Ланга с таким же названием, стала одним из основных источников вдохновения для команды BioShock.

Но популярные песни прошлого интересны не только своим подтекстом – они также работают на эффект погружения. Тут BioShock похож на Fallout, где звучала музыка Ink Spots. Джазовые мелодии потрясающе контрастируют с тягучей и тревожной атмосферой Восторга[97]. Из-за такого несоответствия игра кажется еще страшней – особенно когда джаз начинает играть прямо в середине перестрелки. С похожей ситуацией мы сталкиваемся, когда охотимся за приспешниками Сандера Коэна: на фоне звучит классическая музыка, а именно «Вальс цветов» прямиком из «Щелкунчика» Чайковского. Это один из лучших моментов во всей игре, он полностью ломает наши ожидания и апеллирует к отношениям между формой, содержанием и интерактивностью, которые и составляют искусство. Кроме того, тут кроется дань уважения финалу первого «Бэтмена» Тима Бертона, где герой сражается с бандой Джокера под музыку вальса, написанного Дэнни Эльфманом.

Меланхолия и ужас

Однако все эти замечательные композиции были написаны еще до BioShock и, разумеется, писались не для нее – то была музыка из прошлого, к тому же лицензированная. Конечно, ее одной не хватило бы, чтобы игра зазвучала по-настоящему неповторимо и оригинально. Поэтому разработчики обратились к композитору Гарри Шиману: ему предстояло написать саундтрек, следуя указаниям Эмили Риджуэй[98]. До этого музыкант работал в основном на телевидении, а иногда и в кинематографе. Его прежние вылазки в мир видеоигр длились недолго: в середине 1990‑х годов он работал над интерактивными фильмами Voyeur и Voyeur II, а в 2005-м писал музыку для Destroy All Humans! от THQ – веселую, в стиле 50‑х годов. Ни один из этих проектов не предвещал того утонченного великолепия, какое он вскоре создаст для саги BioShock.

В его защиту, прежде ему просто-напросто не выпадала возможность поработать над таким оригинальным и смелым с художественной точки зрения проектом. В игре Кена Левина его вдохновение нашло подлинную золотую жилу.

Гарри Шиман получил в свое распоряжение небольшой оркестр и заручился поддержкой скрипача Мартина Шалифура и виолончелиста Армена Ксаджикяна. С их помощью он сотворил невероятно захватывающую и многогранную музыкальную вселенную. Поддерживая тонкий баланс между тоской и ужасом, он рассказал историю о горе, которое постигло утопию Эндрю Райана, и о безумии жителей Восторга.

Вдохновение он черпал главным образом из симфонических течений XX века и у великих композиторов: таких как Игорь Стравинский (автор необыкновенной «Весны священной»), Бела Барток (известный своим «Концертом для оркестра») и Сергей Прокофьев («Ромео и Джульетта», «Петя и волк»). Но что самое необычное – он обратился к мастерам авангардной музыки 1950‑х – 1970‑х годов: Дьёрдю Лигети, Пьеру Булезу и Кшиштофу Пендерецкому. Такой стиль практически не встречался в видеоиграх вплоть до выхода первой части BioShock. Он подразумевал сложные композиционные техники, включая атональность[99], алеаторику[100] и сериализм[101]: они порождают диссонансы, которые сбивают слушателя с толку и могут вызвать чувство тревоги. Некоторые из таких авангардных произведений доходят до крайности и порождают глубокий страх. Неудивительно, что великие режиссеры Стэнли Кубрик или Дэвид Линч использовали в своих фильмах композиции Лигети и Пендерецкого. Они слышны в «Космической одиссее 2001 года» и «Сиянии», а также в «С широко закрытыми глазами» Кубрика и «Внутренней империи» Линча[102].

В BioShock есть все: и пронзительные скрипки, которые то играют сами по себе, то поют в унисон с остальными струнными, и атональность, и «конкретная музыка» (то есть простые звуки, которые превратили в музыку)[103]. Результат говорит сам за себя: Восторг буквально пропитан атмосферой страданий и ужаса. Музыка звучит редко и потому производит сильное впечатление. Она сопровождает лишь немногие бои. Один из таких – битва с доктором Штайнманом. Его саундтрек напоминает рой разъяренных скрипок, которые так и вертятся в адском крещендо. В нем проявилось все безумие персонажа, он буквально затягивает игрока в водоворот кошмара. Корни этой музыки, к слову, берут начало в экспериментах Пендерецкого, а конкретнее – в Threnody to the Victims of Hiroshima.

Но не одной атональностью примечательна музыка BioShock. Первые треки, которые мы слышим в игре, уже могут многое о ней рассказать. Мы имеем в виду главную тему игры (The Ocean on His Shoulders) и Welcome to Rapture. Оттенки струнных и кристально чистые звуки словно рассказывают о тайнах глубин и чудесах подводной магии, а мелодия скрипки и виолончели напоминает о печальной трагедии, которая постигла бывшую утопию. Эта поэзия еще не раз нам встретится в игре. Один из самых выразительных примеров – Dancers on a String, которая звучит, когда мы входим в форт Веселый. Те секунды исполнены чистой грации, рожденной из единства музыки и зрительных образов: под легкие меланхоличные ноты фортепиано и скрипки кружатся мертвые танцоры Коэна.

Гарри Шиман также написал Cohen’s Masterpiece[104] – композицию, которая, как следует из названия, есть вершина творчества Сандера Коэна. Это виртуозное произведение для фортепиано – прямой наследник музыки Сергея Рахманинова. Ее очень непросто исполнять – в игре Коэн издевается над одним бедолагой, заставляя его сыграть этот отрывок, а потом взрывает вместе с пианино.

Лучше прежнего

Саундтрек к BioShock 2 записывали в Capitol Studios, в Лос-Анджелесе. Композитор и тут не расслаблялся. Теперь под его началом находился оркестр посерьезней и покрупней, а еще к ним вернулся скрипач Мартин Шалифур. Все музыкальные компоненты, из которых складывалась атмосфера первой BioShock, обрели во второй части особую остроту. Так, никуда не делся легкий оттенок галлюцинаций