Читать книгу - "Петербург. Тени прошлого - Катриона Келли"

это выражается не только в том, что писательница подчеркивает обманчивую суть города с его «треугольником Барсукова», где на участке вокруг дома Раскольникова необъяснимым образом исчезают люди и предметы, но и в том, что поход в магазин в нем представлен как опускание на дно, полная деградация:

Марья Сидоровна Тютина по обыкновению встала в восемь, позавтракала геркулесовой кашей, вымыла посуду за собой и мужем и отправилась в угловой «низок», где накануне определенно обещали с утра давать тресковое филе.

Марья Сидоровна заранее чек выбивать не стала, а заняла очередь, чтобы сперва взвесить. Отстояв полдня, уж полчаса всяко, она оказалась наконец, у прилавка, и тут эта ей сказала, что без чеков не отпускаем. Марья Сидоровна убедительно просила все же взвесить полкило для больного, потому что она здесь с утра занимала, а к кассе полно народу, но продавщица даже не стала разговаривать, взяла чек у мужчины и повернулась задом. Из очереди на Марью Сидоровну закричали, чтоб не задерживала – всем на работу, и тогда она пошла к кассе, сказала, что ей только доплатить и выбила семьдесят копеек. Но к прилавку ее, несмотря на чек, не пропустили, потому что ее очередь уже прошла, а филе идет к концу [Катерли 1992: 17].

В мучениях Марьи Сидоровны, жертвы системы, которая требовала от покупателей отстаивать в очереди по несколько раз (сначала чтобы заплатить, потом чтобы получить товар, и, возможно, еще раз, чтобы исправить ошибку в чеке), нет ничего специфически ленинградского. Стояние в бесконечных очередях было в Советском Союзе неизбежным злом, ведь магазины самообслуживания были наперечет[807]. В условиях дефицита продавцы играли решающую роль, следя за тем, чтобы товары отпускались по норме на одного покупателя (как это называлось тогда, «в одни руки»).

Вопреки стереотипным представлениям о петербургской вежливости, продавцы зачастую вели себя в лучшем случае довольно грубо. Марья Сидоровна в рассказе еще легко отделывается, никто ее особенно не бранит. С. Довлатов вспоминает, что заискивать перед продавщицами начинал автоматически:

…я начинаю как-то жалобно закатывать глаза, изгибать широкую поясницу, делать какие-то роющие движения правой ногой, и в голосе моем появляется что-то родственное фальцету малолетнего попрошайки из кинофильма «Путевка в жизнь». Я говорю продавщице, женщине лет шестидесяти: «Девушка, миленькая, будьте добречки, свесьте мне маслица граммчиков сто и колбаски такой, знаете, нежирненькой, граммчиков двести…» [Довлатов 2005,4:326].

При этом он осознавал, что тетка за прилавком «торгует разбавленной сметаной» и, скорее всего, обхамит его с ног до головы, что бы он ни сказал и ни сделал.

«Достать» и «выбросить»

В «культурной столице» магазины работали точно так же, как и в других городах СССР. Продавец отвечал за определенный отдел магазина, где он, а чаще она, проводил целый день, независимо от наличия или отсутствия покупателей. Незадолго до распада Советского Союза журналистка с негодованием описывает поход в магазин в Кировском районе (на улице, носящей не самое подходящее название «Счастливая»), где 60 человек стоят в очереди за тортами и конфетами, «а в соседнем отделе, где сиротливо красовались маргарин и квас, стояли без дела два продавца» [Иванова 1990]. Любой, кто делал покупки в советские времена, знает обо всем этом не понаслышке.

В Ленинграде, как и везде, стояние в очереди было непростым испытанием на крепость нервов:

Ты можешь уходить, сколько хочешь, но только вопрос в том, что, во-первых, когда это подвезут было неизвестно, и подвезут ли вообще – я б тоже на 100 % не поручилась, и если ты уйдешь, ты можешь сказать, конечно, сказать какому-нибудь человеку, там, до или после тебя стоящему, что ты уходишь, но это… не совсем приветствовалось, потому что ты придешь – а всё уже либо прошло, либо тебя уже забыли, там, если номеров не было, там. <…> Но это не столько… это не было правилом, что уходишь – тебя не пускают обратно[808].

«Выбрасывали бананы, стояла очередь на три часа, чтобы купить зеленые бананы»[809]. Компенсацией могло служить чувство, что с тобой рядом товарищи по несчастью (очередь была одной из немногих ситуаций, когда люди в этом суровом и строгом городе могли начать разговор с незнакомцем), не говоря о радости от удачной покупки[810]. Но всегда оставалась опасность, что товар закончится до того, как подойдет очередь.

Ленинградской особенностью столкновения Марьи Сидоровны с розничной торговлей было само торговое заведение. Слово «низок» обозначает магазин, находящийся в подвале или цокольном этаже. Подвальные лабазы и трактиры были характерной чертой петербургской жизни уже в XIX веке. Именно в такой трактир заходит Раскольников незадолго до совершения двойного убийства. Мрачные помещения с низкими потолками и прямолинейными (но часто вводящими в заблуждение) названиями отделов, вроде «Продукты», «Молоко», «Мясо» или «Хлеб»; в советские годы в таких магазинах обычно несколько прилавков, один или два холодильника (далеко не всегда исправно работавших) с замызганными стеклами в трещинах; пол часто был неровный, а то и грязный. В воздухе стоял неистребимый запах подпорченного жира, порой с едкими нотками копченой рыбы.

5.1. Продукты на прилавке в ленинградском магазине, 1960-е годы. Судя по всему, ассортимент составляют овощные консервы, копченая рыба и сало. Фото В. И. Логинова. ЦГАКФФД СПб

Попытки модернизации – установка новых окон и дверей – лишь усугубляли однообразие[811].

Столь же убогим был и ассортимент обычного продовольственного магазина: куски нарубленного подтекающего мяса, конвейерный сыр, по вкусу похожий на воск, яйца, заизвестковавшиеся от возраста. Дорогие продукты, вроде кофе в зернах, часто были «лежалыми». Базовые продукты, напротив, быстро заканчивались, если вообще появлялись. Продавцы пожимали плечами: «Не привезли». Даже официальная пресса иногда признавала наличие проблем, порой путем косвенных утверждений: что картофеля на самом деле было много, что прошлогодний дефицит лука был устранен почти немедленно и что поставки вовремя увеличат к ближайшему празднику (перед праздниками основные продукты питания нередко исчезали полностью)[812]. За закрытыми дверьми проблемы обсуждали намного откровеннее[813].

5.2. «Гастрономия» на проспекте Маркса (Большой Сампсониевский). Фото К. В. Овчинникова, 1980. ЦГАКФФД СПб

В то же время снабжение продуктами в Ленинграде было лучше, чем в других населенных пунктах страны (исключая Москву)[814]. В отличие от многих провинциальных городов, здесь, как правило, можно было купить мясо, свежую рыбу, масло и яйца[815]. Существовали даже «локальные» продукты: например,