Читать книгу - "К. Н. Батюшков под гнетом душевной болезни - Николай Николаевич Новиков"

он жил теми идеями и понятиями, которые вынес из сознательных годов своей жизни, и далее их не шел, ничего не заимствуя из современности, которой для него как будто не существовало. В течение этого долгого промежутка времени только один случай сблизил его с настоящим: он полюбил маленького сына Григория Абрамовича, Модеста, которого называл маленьким своим другом и любил проводить с ним время. В 1849 году малютка умер на шестом году своей жизни и был горько оплакан Константином Николаевичем, который сам избрал место для его могилы в Прилуцком монастыре, сочинил для него памятник и завещал, чтобы его похоронили подле внука.

2. Константин Николаевич очень много читал; любимыми авторами его были Карамзин, Жуковский и Гнедич; о своих сочинениях сам он никогда не вспоминал, но с видимым удовольствием слушал, когда их декламировали. Одно время он очень много занимался рисованием, к которому имел большую способность. Содержание его рисунков состояло из цветов, плодов, птиц, животных, а иногда пейзажи. Картины его по содержанию и исполнению представляли что-то странное, даже иногда ребяческое; он выполнял их всеми возможными способами — вырезывал фигуры птиц и животных из бумаги и, раскрасив, наклеивал их на цветной фон, давал предметам совершенно неестественный колорит и пестрил свои акварели золотою и серебряною бумагою. Для лучшего характеризования его живописи при сем прилагается несколько рисунков.

3. Из светлого периода своей жизни Батюшков сохранил в своей памяти сильное удивление и высокое почитание талантов Наполеона I; он всегда с восторгом говорил об этом завоевателе нашего века. Переворот, случившийся во Франции в 1848 году, не остановил на себе его внимания: но с самого начала Восточного вопроса он с энергией следил в русских и иностранных газетах за ходом военных действий; так что в последнее время своей жизни он исключительно занимался чтением журналов, сличал статьи одного с статьями другого, делал в них заметки, писал из них извлечения, справлялся с географическими картами, и всем этим занимался, показывая то убеждение, что ему свыше вменено в непременную обязанность разрешить этот трудный вопрос и произнести решительный приговор.

4. Батюшков довольно часто вспоминал о прежних своих друзьях и знакомых: о Карамзине говорил всегда с уважением, также о князе Вяземском, — с дружеским расположением о Гнедиче и — с бранью — о Жуковском. Чаще всех вспоминал Тургенева. В памяти его сохранились имена гр<афа> С.С. Уварова, Каподистрио, которого называл освободителем Греции[141], своих старых наставников: учителя Ив. Ив. Сирякова и содержателя пансиона Жакино, у которого он жил[142]. С особенным удовольствием говорил о семействе Карамзина, в дочь которого, Катерину Николаевну, был влюблен[143], и о доме Алексея Николаевича Оленина, в котором чуть ли он не был влюблен в гувернантку[144]; вообще же он ненавидел прекрасный пол, делая по сему предмету немногие исключения в пользу некоторых своих родственниц (хотя он не признавал никакого родства); так, например, он уважал жену Григ<ория> Абрам<овича>, Лизавету Петровну, которая одна умела его уговорить и заставить себе повиноваться.

5. Батюшков во время пребывания своего в Вологде ни с кем особенно не сближался, стесняясь появлением каждого незнакомого ему лица, а иногда по нескольким дням убегал даже встречи с домашними.

6 и 7. Несколько времени до сразившей его болезни он был очень спокоен духом, даже весел, и чувствовал себя как нельзя лучше. Но он заболел тифом, продолжавшимся две недели, от которого, впрочем, стал оправляться и, наконец, по отзыву пользовавшего его врача, был вне всякой опасности. За три дня до своей смерти он просил даже племянника своего прочесть все политические новости, Но вдруг пульс у Константина Николаевича упал, начались сильные страдания, которые унялись только за несколько часов до его смерти; он умер в совершенной памяти и только в самые последние минуты был в забытьи. При этом замечательно то, что родственники его, не видавшие никогда, чтобы он носил на себе крест, на умершем нашли два креста, один весьма старинный, а другой — собственной его работы[145].

8. В 1852 году Батюшков написал, по просьбе своей племянницы, для ее альбома, на голубом золотообрезном листочке следующее стихотворение:

Подражание Горацию

Я памятник воздвиг огромный и чудесный,

Прославя Вас в стихах: не знает смерти он!

Как образ милый ваш и добрый, и прелестный

(И в том порукою Наш Друг Наполеон),

Не знаю смерти я. И все мои творенья

От тлена убежав, в печати будут жить.

Не Аполлон, но я кую сей цепи звенья,

В которую могу Вселенну заключить.

Так, первой я дерзнул в забавном русском слоге

О добродетелях Елизы говорить,

В сердечной простоте беседовать о Боге

И истину Царям громами возгласить.

Царицы, царствуйте, и Ты, Императрица!

Не царствуйте, Цари: я сам на Пинде царь!

Венера мне сестра и ты, моя сестрица,

А Кесарь мой Святой Косарь

Констан<тин> Батюшков.

(Соблюдена орфография подлинника, писанного по линейкам, проведенным карандашом).

На простом полулисте бумаги Батюшков написал карандашом перевод этих стихов на французский язык. Вот он:

«J'ai construit un monument immense et merveilleux en vous celebrant en vers. Ce monument ne connaitra pas la destruction, ainsi que votre image charmante, bonne et snchanteresse. Notre ami Napoleon est le garant de sette verite Je ne connais pas la mort. Mes poesies echapperont au ravage des sieeles, et je reviveral imprime avec nouvelle gloire. Apollon est nul. Mou-meme je forge les anneaux de cettle chaine poetique, dans laquelle je puis emprissionner le monde. Qui, moi le premier j'ai eu la hardiesse de parler des vertus d'Elise. Dans la simplisite de mon coeur j'ai parle de Dien et j'ai annonce la verite aux souverains, et vous, grande imperatrice! Moi je suis souveran du Parnasse, Venus est ma soeur, vous etes ma soeur, et vous Cesar, vous etes mon tres saint coutelas».[146]

24 апреля того же года на Крылова басню «Крестьяне и Река» Константин Николаевич сделал следующее замечание:

Половину Добра несет вода по реке в водополь. Как спасти ЕГО? или ЕЕ? т<о> е<сть> местоимение употребить правильно женское или мужское — относительно к половине, или прямо к добру? Как по-руски?

La moitie du bien des cultivateurs est entrainee par la riviere debordee. Comment la sauver ou le sauver, fait-il dire LA ou LE?