Читать книгу - "Манга и философия - С. Титова"

так и тому, что плохие попадают в ад, так сильна, что в опросе, проведенном среди ста японских католиков, в ответе на вопрос «Как вы думаете, где находятся ваши предки?» только три человека ответили «тенгоку» (небеса). Напротив, шестьдесят один японский католик ответил «они рядом», а шестнадцать — «мы не знаем».[16]

Лайт казнит преступников, чтобы создать более гармоничное общество, и в таком узком понимании он может быть морально оправдан предписаниями синто. (Вероятно, именно наличие синто в Японии на протяжении большей части истории сделало допустимым использование смертной казни.)

Если Лайт останавливает преступников, его действия могут быть нравственными, даже если не являются законными, то есть могут быть принятыми согласно синтоизму. Однако скоро Лайт показывает, что готов наказывать многих людей и даже нескольких школьных обидчиков. Ещё до конца первой главы он убивает парня на мотоцикле, единственная вина которого включается в том, что он придурок. В восьмой главе Лайт начинает убивать невинных людей, которые просто попались ему на пути. Он размышлял, но, кажется, пришёл к выводу, что можно убивать всех людей, которые не полностью подходят обществу. Позже, хотя уровень преступности снизился, люди живут скорее в страхе, чем в гармонии. Понятно без объяснений, что действия Лайта — это аши.

Сцена, показывающая надежду…

Огромная толпа взбирается в темноте по тропинке, они карабкаются, освещённые вечным сиянием луны и эфемерным светом свечей. Среди унылых лиц выделяется полное надежды лицо молодой женщины. Но кто она?

Одно из объяснений, что девушка на последней картине — это сестра Лайта, Сайю. Если Лайт был признан божеством последователями нового религиозного движения, тогда его сестра тоже имеет божественную природу. Определённо, это может объяснить, почему художник в финальной сцене изобразил её как важного члена группы тем, что она стоит в стороне и идёт к залитому луной обрыву. Поклонение членам семьи как защищающим ками — довольно естественно в синтоизме и было очень важно в Японии, по крайней мере, во времена преобладания сельского хозяйства. Предок, который работал на полях и впоследствии умер, будет продолжать защищать семью и обеспечит хороший урожай. Как (вероятно) защищающие старшие братья в мире живых, Лайт стал защитным ками своей семьи независимо от преступлений, которые он совершил, когда был жив. Как пример из реальной жизни, мы видим солдат, включая военных преступников, чьи мощи хранятся в храме Ясукуни в Токио, им поклоняются как защитным ками члены семей и, что более противоречиво, японские политики. Люди погребены здесь (большинство физически, но некоторые только именем) несмотря на то, что некоторые из семей погибших были против того, что Ясукуни стал местом упокоения их предков.

…но предполагающая нечто более тёмное

Хотя женщина на последнем кадре немного похожа на сестру Лайта, это даёт нам более подходящее объяснение: синтоизм был большой частью империалистской Японии, и после того, как Япония капитулировала во Второй мировой войне, многие люди сочли нужным избегать «государства синто» и связанных с этим негативных коннотаций. Это соединилось со стремлением найти нового спасителя в демократии и её свободах, которое привело к многочисленным новым религиозным движениям, некоторые из которых могут быть названы культами. В современной Японии многие новые религиозные течения принесли волнения, и особенно знаменито одно религиозное движение, которое превратилось в культ апокалипсиса и обернулось насилием. Был выпущен смертельно опасный газ зарин в токийском метро.

Новое религиозное движение, изображенное в последних кадрах «Тетради смерти», отражает терзающее многих японцев ощущение по отношению к таким группам, некоторые из которых набирают новых членов каждый год в стране с сокращающимся населением. В отличие от синтоизма с его беззастенчивым политеизмом, большинство из новых религий обычно проповедуют поклонение одному божеству или его живому воплощению. Кофуку Но Кагаку, Сока Гаккай, Ассоциация Ямагиши и Лайф Спэйс (также известный как Шакти Пат) — всего лишь несколько примеров. Зная это, легко представить в мире «Тетради смерти» религиозное движение, поклоняющееся «герою», прорастающее впоследствии этого хаотического бодрствования. Толпа одета как нечто среднее между монахами-бенедиктинцами и поклонниками знаменитого культа 90‑х Panawave Laboratory, который знаменит не жестокостью и насилием, а безумными нарядами и тем, что его члены боялись дневного света.

Так же легко увидеть в «Тетради смерти» просто осуждение высокомерия, идущее в одном ряду с греческим мифом об Икаре, японскими народными сказками об Урашима-Таро и многими сказаниями о минувшем. Никому не нравится парень, который думает, что он лучше, чем все остальные (хотя в интернациональном опросе на www.deathnote.com.au, где проголосовали более 24 000 человек к моменту написания этих слов, 54 процента голосов поддерживают Лайта и только 46 процентов поддерживают его врага Л.). Как говорит японская пословица, по торчащему пальцу бьёт молоток.

В «Тетради смерти» и главный герой, и его противник Л. в конце всё-таки получают удар молотка. Согласно правилам тетради, оба они должны уйти в недалёкое место, Мью. Они не ждут окончательного суда, а их грехи не имеют значения.

Следствием греха в христианстве является разрыв с Богом, следовательно, Лайту повезло родиться в синтоистском обществе. В наихудшем случае его душа будет пребывать в сером сумраке Йоми, и даже там ему не нужно раскаиваться в своем высокомерии, его душа не узнает разрыва с богом, а последний кадр манги «Тетрадь смерти» приводит нас лишь к одному определённому заключению: этот свет будет сиять.

14

Писать не то

Гилберт Луго

«Тетрадь смерти» поднимает так же много нравственных вопросов, как много мы видим там внезапных сердечных приступов. Когда в первый раз Лайт пробует воспользоваться тетрадью шинигами и обнаруживает, что всё написанное там действительно является правдой, он потрясён и охвачен чувством вины за совершённое убийство. Но вскоре вина, от которой он страдает, отступает перед желанием исправить беспорядок, который он видит в мире. Считая себя единственным, кто способен совершить это, Лайт делает первый шаг на пути, который впоследствии будет менять его вместе с каждой смертью — он решает писать имена преступников в тетради бога смерти, пока мир не будет очищен от всех злодеев.

Хотя писатель Цугуми Онба уверяет, что он не намеревался решать моральные вопросы («Тетрадь смерти 13: Как читать», стр. 69), эта предпосылка всего лишь гарантирует, что там будет по крайней мере добрая пригоршня подобных задач. С гнусной тетрадью в руке Лайт принимает на себя роль судьи, присяжных и палача для всех преступников мира. Любой вопрос на тему того, какое право имеет Лайт, чтобы наказывать (у него нет прав, а только желание подтвердить свою собственную правоту), указывает путь к тому, что заставляет