Читать книгу - "История французского психоанализа в лицах - Дмитрий Витальевич Лобачев"

началу; он стремился к объединению психологии и психоанализа и пытался реализовать это начинание на собственных семинарах, которые вел в Сорбонне. Для подобной «унификации» ему, несомненно, требовалось создать более-менее научную базу, в основу которой он хотел положить некий «словарь» психоаналитической терминологии. Формально это должно было решить многолетние споры во французской психоаналитической среде касательно перевода, понимания и толкования некоторых фрейдовских концепций и понятий.

Однако семинар, на котором присутствовало по три — четыре десятка слушателей, был неподходящей основой для создания словаря, поэтому Лагаш делегировал работу двум своим талантливым слушателям: Лапланшу и Понталису.

Жан-Бертран Понталис был достаточно типичным представителем «третьего поколения» французских психоаналитиков — философ, учившийся в одном лицее с Лапланшем, окончивший Сорбоннский университет в 1945 году, слушавший лекции Сартра, со временем начавший собственную преподавательскую деятельность. В 1953 году он приступил к своему анализу у Лакана, по всей видимости, тогда же присоединившись к многочисленным семинарам, проводимым многими аналитиками.

Работа над словарем началась, по-видимому, еще в 1959 году, однако словарь был издан только в 1967 году под названием Vocabulaire de la psychanalyse; однако его английские издатели сделали более верный ход, окрестив детище Лапланша и Понталиса The Language of Psycho-Analysis («Язык психоанализа»). Думается, английское название полнее передает смысл работы.

Перед авторами стояла двойная задача: с одной стороны, нужно было создать текст, который отражал бы наиболее «верную» трактовку фрейдовских понятий, с другой стороны, в те времена не существовало еще должной методологии самого чтения Фрейда, и требовалось эту методологию изобрести. Эту методологию пытался создать Лакан, однако Лапланш критиковал ее: «Я не думаю, что у Лакана была методология. Я не думаю, что он знал немецкий настолько хорошо, и я не думаю, что когда-либо он прочитывал за один раз более нескольких строк. Я не думаю, что он прочитал на немецком какую-нибудь статью Фрейда целиком. Возвращение к Фрейду, которое было крайне важно, было скорее импульсом. Его интерпретации целиком и полностью спекулятивные, воображаемые» [393]. Действительно, методологию Лакана — или, вернее, его стиль, способ мышления, который мы можем представлять в качестве своеобразного «метода», сложно положить в основу систематического прочтения Фрейда. Поэтому, следуя лакановскому призыву «Назад к Фрейду!», Лапланш тем не менее вкладывал в него совершенно другой смысл, который лучше всего проявился в «Словаре по психоанализу». Лапланш методично и глубоко прорабатывал фрейдовские тексты, даже наиболее старые, такие как полузабытый текст 1895 года «Набросок психологии», к которому он нередко возвращался.

Словарь стал одной из наиболее востребованных книг по психоанализу современности; однако характерно, что он представляет собой скорее выжимку «французской мысли» — например, имена Лакана или Лагаша упоминаются в работе около десяти раз, в то время как имена «классиков» психоанализа — К. Г. Юнга, К. Абрахама, А. Фрейда, Ш. Ференци — в два раза реже (исключением является только М. Кляйн, упоминаний о которой в тексте около десятка).

В словаре даны не просто определения понятий, но в первую очередь указывается их эволюция по мысли Фрейда, то есть читатель рассматривает понятие с двух позиций — исторической и теоретической. Одно плавно проистекает из другого. Благодаря этому словарь можно преподнести как своеобразный «учебник»; однако это учебник отнюдь не по диагностике — например, в нем отсутствуют статьи «невроз» или «психоз». Впрочем, текст составлен таким образом, что при должном желании можно на его основании сформировать собственное представление о характере того или иного феномена, которому не нашлось места в перечне словарных статей.

Издание словаря лишь немного опередило драматические события мая 1968 года, которые возымели огромное влияние на французское общество, интеллектуалов и на Лапланша в частности. Как мы упоминали ранее, он был участником троцкистской организации «Социализм или варварство», и его политические взгляды того времени можно описать как взгляд «новых левых» — левых, чья доктрина сильно отличалась от традиционных, «официальных» марксистских, коммунистических идеологий. «Новые левые», в том числе и участники группы «Социализм или варварство», критиковали как капитализм, как власть, так и левых в правительстве, так и СССР с его политической бюрократией. При этом никакого единства в их взглядах не было, и многочисленные левые организации постоянно сотрясали конфликты, которые часто приводили к расколам и взаимному недоверию. Это же произошло и с группой Лапланша: она распалась в 1966 году, однако вплоть до событий 1968 года психоаналитик и философ участвовал в политической жизни. После «красного мая» Лапланш покинул политику, предпочтя ей собственные виноградники.

Очевидно, что без комментариев самого Лапланша нам сложно будет установить причины такого поступка. Но мы можем предположить, что в среде даже левых и «революционно» настроенных интеллектуалов многие отшатнулись от происходящих уличных протестов и беспорядков.

Возможно, тень революции, которую призывали ученые мужи, их в конечном счете и испугала. Увидев, как и к чему приводит неоправданный бунт, они вполне могли вспомнить пример России 1917 года, а также все последующие ее несчастья. А этим людям все еще было что терять, а потому многие решили остаться в стороне.

Спустя два года вышла новая большая работа Лапланша — одна из наиболее известных его книг. Достаточно изучив тексты Фрейда, их особенности и построив собственную методологию прочтения, Лапланш стал готовить работу, которая получила название «Любовь и смерть в психоанализе» (Vie et mort en psychanalyse). Появившаяся в 1970 году книга под таким названием не должна смутить читателя, который знает толк в психоаналитической литературе: речь идет не об абстрактных понятиях и даже не о современных Лапланшу философии и психоанализе. Предоставим слово самому Лапланшу — он не нуждается в нашей постоянной защите. Характер собственной работы он описал следующим образом: «Вехи размышлений относительно проблематики и истории психоанализа, представленные здесь, и их результаты нацелены, призваны прежде всего уточнить специфику отношения области аналитического к самой стихии жизни…»[394]. Психоанализ и жизнь — вот о чем эта работа. Но что это за плоскость, область «аналитического»? Лапланш понимает ее в первую очередь как область специфической психоаналитической терминологии, языка, словаря… «Наше исследование, — пишет Лапланш, — это в первую очередь и главным образом исследование фрейдовских текстов, одновременно письменное, критическое и интерпретационное».

Когда речь идет о смерти, Лапланш не впадает в крайности, свойственные сентиментальным философам вроде Шопенгауэра; смерть не идеализируется или героизируется им, она выступает как некий предел, который в той или иной мере способен определить существование субъекта. Обращаясь к клинике, он пишет: «В лечебной практике — хотя ее и нельзя определить иначе, как раскрытие истины — ссылка на смерть как на истину жизни или опыт истины может рассматриваться лишь как