Читать книгу - "Кайран Вэйл. Академия Морбус - Игорь Углов"

каждый свод над головой казались уже призраками, миражами уходящей реальности. Сегодня в полночь мы либо умрём, либо разнесём эту каменную тюрьму в пыль. Третьего не было.

И последней мыслью, перед тем как я вернулся к Бэлле, к нашему последнему, страшному свиданию с судьбой, была простая и ясная: хотя бы это будет наш взрыв. Наш огонь. Наш конец. Не его.

Глава 24. Сердце Бури

Полночь в Морбусе не была временем тишины. Это был час, когда сама академия, казалось, делала глубокий, гулкий вдох, вбирая в себя дневные шумы, страхи, мысли и перемалывая их в своём каменном нутре. Но в эту ночь тишина была иной. Она была натянутой, как струна перед щипком, звенящей от невысказанного напряжения. Воздух в коридорах стоял неподвижно, тяжёлый и густой, будто пропитанный свинцовой пылью.

Мы шли к Залу Сердцевины — я, Бэлла и Леон. Нас сопровождал Сирил Веспер, его лицо было бесстрастной маской, но в узком взгляде, который он бросил на меня перед выходом из Склепа, я прочитал нечто вроде холодного, профессионального любопытства. Он видел в мне инструмент, который вот-вот применят для тончайшей работы. Он не знал, что инструмент затачивали для удара в спину тому, кто его держит.

Бэлла шла рядом, её сизая мантия сливалась с полумраком. Она не смотрела на меня. Её взгляд был устремлён вперёд, сосредоточен, пуст. Она превратилась в свою роль до конца — верного помощника, деловитого и незаметного. Только я, зная каждую микротрещину в её броне, чувствовал ледяную дрожь, исходящую от неё, и видел, как слишком часто сжимаются и разжимаются её пальцы, спрятанные в складках ткани.

Леон шёл сзади, сгорбившись, будто под невидимым грузом. Он нёс тяжёлый, покрытый рунами ларец с «ритуальными фокусами» — на деле, с пустышками и диверсантским оборудованием, которое мы с Бэллой подготовили за последние сутки в глубокой тайне даже от него. Его расчёты были закончены. Шанс на локализованный коллапс, по его последним, самым оптимистичным выкладкам, составлял около девятнадцати процентов. Шанс на то, что мы доберёмся до «Редуктора» — девяти. Шанс выжить в нём более суток — менее пяти. Цифры висели, между нами, призрачными, леденящими душу знаками.

Зал Сердцевины был огромным, круглым помещением в самом центре центральной башни. Его купол, уходящий в непроглядную тьму, был усеян мерцающими, как звёзды, кристаллами, которые не светили, а лишь поглощали малейшие блики. В центре зала, на невысоком пьедестале из чёрного обсидиана, пульсировала Сердцевина. Это был не огонь и не свет. Это была сфера чистой, сконцентрированной вибрации, звёздная пыль, запертая в форме идеального шара. От неё исходил тот самый всепроникающий гул, фундамент реальности Морбуса. И сейчас этот гул звучал тревожно, с надрывом, как сердцебиение в предынфарктном состоянии.

Вокруг пьедестала был выложен сложный, многослойный круг из металлических пластин, инкрустированных серебром и тёмным камнем. Узоры на них повторяли ту самую мандалу из изначального чертежа. На некоторых ключевых точках круга уже стояли фигуры в тёмных мантиях — старшие архивариусы, мастера геоматики, несколько незнакомых мне магов с пустыми, сосредоточенными лицами. Они были частями механизма. Шестерёнками.

И среди них, у самой кромки круга, стоял Ректор. Он был одет не в привычную мантию, а в простые, чёрные одежды, лишённые даже намёка на украшения. Его руки были обнажены, бледные и длинные. Капюшон был откинут.

Впервые я увидел его лицо.

Оно не было страшным или уродливым. Оно было… старым. Не в смысле морщин — кожа была натянутой, почти восковой. Старым в смысле глубины. В глазах, цвета тёмного свинца, в них была такая усталость, такая тяжесть веков и неподвижных решений, что от них веяло холодом древней гробницы. Это был взгляд не человека, а функции. Функции «Ректор», прошитой в само тело Морбуса.

Его глаза встретились с моими. В них не было ни одобрения, ни угрозы. Была лишь констатация: инструмент доставлен. Можно начинать.

— На места, — его голос, тихий, но отчётливый, разрезал гулкое молчание зала.

Сирил жестом указал Бэлле и Леону отойти к стене, в ряды других наблюдателей — младших ассистентов. Леон, бледный как полотно, поставил ларец у ног Ректора и отступил, чуть спотыкаясь. Бэлла сделала это безупречно, её лицо было маской послушания. Только я видел, как её взгляд на долю секунды скользнул по мне, неся в себе весь океан нашего общего страха и решимости.

Мне указали на точку в круге — прямо напротив Ректора, между двумя изгибами мандалы. Я встал. Камень под ногами был тёплым, почти живым, и вибрировал в такт пульсации Сердцевины.

Ректор поднял руки. Маги вокруг круга синхронно сделали то же самое. Зазвучало низкое, монотонное гудение — не голоса, а резонанс их магии с узорами на полу. Воздух в зале загустел ещё сильнее. Давление на барабанные перепонки стало болезненным.

— Система страдает, — заговорил Ректор, и его слова, казалось, вплетались в гул, становясь его частью. — В её основании зияет рана. Накопился гной искажений. Сегодня мы не будем его сдерживать. Мы выпустим его. Очистим огнём. И в чистоте рождённой боли выстроим новый фундамент.

Он посмотрел на меня.

— Кайран Вэйл. Ты — проводник. Ты — клапан. Твоя пустота станет каналом. Ты примешь в себя первый, самый ядовитый выброс. И через тебя, как через фильтр, очищенная энергия вернётся в Сердцевину, перестроив её плетение. Не борись с потоком. Прими его. Направь его по контурам, которые ты чувствуешь под ногами. Стань мостом между болезнью и исцелением.

Он давал последние инструкции. И я кивал, делая вид, что впитываю каждое слово. Внутри меня Голос бушевал, нетерпеливый и жаждущий.

«Скоро… скоро… откройся… дай потоку войти… и тогда… тогда мы покажем ему, что такое настоящий поток…»

От неожиданности у меня перехватило дыхание! Он вернулся! Но времени на беседы уже не было…

Ритуал начался. И я старался не подать виду.

Гудение усилилось, превратившись в оглушительный рёв. Кристаллы на куполе вспыхнули кроваво-багровым светом. Узоры на полу под моими ногами зажглись, линия за линией, заполняясь жидким, холодным пламенем. От Сердцевины потянулись щупальца искривлённого света, они дрожали, как в лихорадке, и упирались в пространство где-то под восточным крылом — прямо в тот самый узел.

Я почувствовал его пробуждение.

Это было похоже на то, как просыпается гигантский, слепой, безумно страдающий зверь. Волна боли, гнева, бесконечного, извращённого голода рванулась оттуда, из глубины фундамента. Она искала выход. И она устремилась ко мне.

Ректор и маги вокруг круга создавали воронку, направляя этот поток прямо в мою точку. Я был