Читать книгу - "Огонь не может убить дракона. Официальная нерассказанная история создания сериала «Игра престолов» - Джеймс Хибберд"

я ее выбрала. Типа, я присутствовала на кастинге и захотела взять самую сексуальную актрису. Говорили, что я требовала тело получше. На самом деле я сказала продюсерам: «Если кто-то на это решится, то выбирать тут не мне, как вы решите, так и будет. Если у кого-то хватит на это смелости, я заранее всецело одобряю ваше решение». Я не оценивала кандидаток и не выражала желания участвовать в кастинге. Мне хотелось это уточнить – потому что как женщину меня в дрожь бросает при одной мысли, что я буду сидеть там и говорить: «Так не пойдет».

Чтобы подготовиться к съемкам, Хиди и Ван Клив изучили путь Серсеи по Старому Городу, подробно обсуждая, что их героиня будет чувствовать и как она будет двигаться на каждом этапе.

ДЭВИД НАТТЕР: Я хотел, чтобы Лина и Ребекка стали командой. Поэтому накануне съемок мы поехали на место, прошли маршрутом Серсеи, и они отлично работали в паре.

ЛИНА ХИДИ: Это было очень полезно и ей, и мне. Ребекка очень крутая и смелая. Три дня ходить голой среди кричащей и ржущей толпы очень тяжело. Я не стала отлынивать и все время была на съемках с Ребеккой.

Дизайнеры костюмов сделали для Ван Клив лобковый парик – его еще называют «меркин», – который быстро стал предметом закадровых шуток.

РЕБЕККА ВАН КЛИВ: Этот «меркин» и все, что с ним связано, я вспоминаю со смехом. В первый съемочный день костюмерша дала мне вместо лобкового парика накладные усы! И еще в нем все время застревали кусочки еды, так что перед каждый дублем мы осматривали его: «Ну-ка глянь… да, смотри, там крошки». Лина окрестила этот парик «рисоуловителем».

БЕРНАДЕТТ КОЛФИЛД (ИСПОЛНИТЕЛЬНЫЙ ПРОДЮСЕР): Мы снимали в городе, где повсюду высокие стены, с которых открывался вид на позорное шествие. Большинство точек обзора мы перекрыли зонтиками. Это была самая сложная задача. Мы хотели защитить Ребекку и сделать так, чтобы все вели себя прилично и относились к ситуации с пониманием и уважением, но при этом не хотели никого оскорбить. Оголились, можно сказать, по минимуму.

Сцена позорного шествия начиналась с Серсеи и септы Юнеллы, стоящих на вершине знаменитой Лестницы Иезуитов, ставшей в сериале лестницей Септы Бейелора. Его Воробейшество уверил Серсею, что ее отпускают из темницы, потому что она покаялась в своих грехах, но в последний момент сообщил, что для того, чтобы вернуться домой, ей еще придется совершить покаянное шествие обнаженной. С вершины лестницы героине видно ее убежище, Красный Замок, но ей придется идти туда пешком через весь город, полный людей, которые презирают и ненавидят ее.

ЛИНА ХИДИ: Ее били, морили голодом, унижали. Она думает, что если покается, то это закончится. Даже когда она стояла на коленях, часть ее исповеди была ложью. Серсея думает: «Ну все, я могу идти», и совершенно не представляет, что ее ждет, когда она выходит из септы или когда ей бреют голову, как Аслану[26].

РЕБЕККА ВАН КЛИВ: Когда я сняла халат в первый раз, все прямо ждали этого момента. Но для Серсеи это настолько глубокое эмоциональное переживание, что как-то почти забываешь о своей наготе – просто полностью погружаешься в сцену и в то, что делаешь.

В пути Серсею сопровождает септа Юнелла, которая звонит в колокольчик и нараспев произносит слово, которое одновременно служит дополнительным наказанием для героини и сигналом для беснующейся толпы: «Позор… позор… позор…»

ХАННА УЭДДИНГХЭМ (СЕПТА ЮНЕЛЛА): Юнелла постоянно этим занимается. Она дала обет молчания (за исключением слов «покайся» и «позор»), и у нее только одна функция: заставлять людей каяться, а потом заводить толпу, чтобы провинившиеся чувствовали себя максимально пристыженными и таким образом искупали свои грехи. Иногда я говорю «позор» на ухо Серсее – как будто запускаю ей в голову червяка. Все считают Юнеллу воплощением зла, но я думаю, что она просто блаженная.

Время от времени Хиди и Ван Клив менялись местами и каждая проходила той же дорогой, пока массовка выкрикивала непристойности.

РЕБЕККА ВАН КЛИВ: Мы работали в паре и передавали друг другу эстафету: «Тебе водить!», стараясь не придавать значения тому, что мы перемазаны грязью и кровищей, и поддерживать друг друга. Были моменты, когда в меня швыряли отбросы, а на нее выплескивали ночные горшки, и тогда я думала: «Это уже немного перебор!»

ХАННА УЭДДИНГХЭМ: Эта бедная девушка раньше никогда не снималась обнаженной. Когда помощник режиссера кричал «Стоп, снято!», она стояла на площадке не как Серсея, а просто как голая женщина. Поэтому я протискивалась через толпу и прикрывала ее своей рясой, пока мы ждали костюмеров, – иначе парни откровенно пялились на нее.

ДЭВИД НАТТЕР: Нам важно было сделать презрение людей к Серсее ощутимым. Показать, как ее ненавидят жители города, показать момент, когда это чувство переходит в насилие. Иногда актеры массовки смотрели на проход Ребекки с восхищением. Помощник режиссера подходил к ним и говорил: «Если вы будете так на нее смотреть, мы удалим вас с площадки! Вы что, голых женщин никогда не видели? Придите в себя!»

ЛИНА ХИДИ: Когда ты дерьмово выглядишь, а люди орут и унижают тебя, сыграть нужные эмоции ни хрена не сложно. Я вела себя так, как, думаю, вела бы себя Серсея. А замечательной Ребекке приходилось сдерживать свои эмоции и просто быть обнаженной. Конечно, это ей далось нелегко. Это же противоестественно.

ДЭВИД БЕНИОФФ: Часть сцены мы снимали крупным планом, и Лине пришлось прочувствовать весь ужас происходящего, чтобы правильно сыграть. Она ужасно убедительна, но иногда почти хочется отвернуться, потому что тяжело смотреть на человека, которому так плохо.

ДЭВИД НАТТЕР: Я сопереживал ей, потому что, несмотря ни на что, она прежде всего мать, которая на все пойдет ради своих детей.

ЛИНА ХИДИ: Я могу нормально сыграть две-три сцены, если я… (неожиданно на лице Хиди проступает неподдельная боль и тут же исчезает, и актриса снова выглядит спокойной и собранной), а потом подлинные эмоции иссякают. Терпеть не могу «врать» на площадке.

Был момент, когда один из зевак снимает штаны и кричит Серсее: «Я Ланнистер, отсоси у меня!» Этот момент повлек за собой небольшую дискуссию режиссера и продюсеров. Этот актер был обрезан. Будет ли это проблемой? Делают ли в Вестеросе обрезание? Бениофф решил, что это неважно (в крайнем случае пенис можно будет подретушировать во время монтажа).

В начале шествия Серсея сохраняет хладнокровие, но вскоре самообладание начинает ей изменять. Из ее глаз текут слезы.