Читать книгу - "Римская Галлия - Фюстель де Куланж"

присяжных. Римской республике, собственно говоря, также было неизвестно право обжалования решения низшего суда перед высшим. Provocatio ad populum, appellatio от одного магистрата к его товарищу или к трибуну – все это не было апелляцией в настоящем смысле слова.

Последняя правильно установилась только во времена Римской империи, и притом совершенно естественным путем. Так как судебная власть осуществлялась лишь с помощью целой цепи делегаций, показалось справедливым и сделалось необходимым допустить апелляцию от судьи, произнесшего приговор, к тому, кто дал ему судебное полномочие.

Таким же образом установились апелляции от низшего судьи (iudex pedaneus) к провинциальному наместнику (praeses); от iudex datus к тому, кто назначил его[952]; от legatus proconsulis к самому проконсулу[953]; от муниципальных магистратов, юрисдикция которых лишь терпелась, к praeses, который обладал настоящею судебною властью.

Благодаря установившейся административной централизации провинциальный губернатор был ответствен сам за свои приговоры. Могущественные сановники, которые управляли Лугдунскою, Бельгийскою, Аквитанскою провинциями, являлись все-таки только послами Цезарей, то есть уполномоченными лицами. Император, истинный всеобщий проконсул, поручал им управлять и судить в известной области от своего имени, так что в сомнительных случаях они должны были сами обращаться за справками к императору, который присылал им из Рима свои решения. Естественно, что и от этих уполномоченных должна была установиться апелляция к верховной власти, дававшей полномочие. Правило это распространилось, в силу подражания, на провинции сенатские. В этих провинциях апелляция направлялась к сенату; в провинциях императорских стали апеллировать к императору. Впрочем, такое разделение было скорее теоретическим, чем реальным. В Дигестах сохранилось несколько императорских рескриптов, которые устанавливают, что проконсулы – частные люди в сенатских провинциях – также должны обращаться к императору с вопросами и просьбами. Позже в Кодексах различение исчезло совершенно, и все уже прямо стало направляться к государю. Трибунал императора в конце концов сделался верховным судилищем для всего государства[954].

Историки часто изображают нам императоров самолично отправляющими правосудие. Восседая на возвышенном судейском седалище, публично, они выслушивают защитников, обвинителей и истцов; они наказывают преступления и разрешают тяжбы. Когда они не руководят войнами, большая часть их дней отдается именно этой судейской работе. Из всех судей империи больше всех занят, без сомнения, сам император[955].

Право апелляции явилось таким образом последствием централизации. Не может быть сомнения, что это новое право было встречено с большою радостью населением. Историки, законы, надписи – все источники свидетельствуют, что императоры получали огромное количество жалоб изо всех провинций. Тогда-то произошло нечто аналогичное тому, что должно было замечаться во Франции ХІV века, когда все прониклись желанием судиться непременно y короля. Люди тем более питают доверия к судье, чем более он от них далек и чем сильнее его могущество, и история не показывает, чтобы вообще монархическая юстиция вызывала ненависть в народах.

Описанная судебная организация Римской империи вызывает сначала в уме идею деспотизма. Человек ХІХ века естественно склонен думать, что она придумана была только в интересах государей. Но весьма вероятно, что современники иначе оценивали ее. Они сравнивали римскую юстицию с различными формами судоустройства, которые известны были их предкам, и все заставляет нас думать, что они предпочитали ее последним.

Нельзя сказать, чтобы населению никогда не приходилось страдать от установленного императором суда. Чиновники, представители общественной власти, подвержены были, конечно, всякого рода человеческого страстям и порокам: они могли быть корыстолюбивы, и тогда происходило то, что Аммиан Марцеллин рассказывает про одного судью ІV века: «В его провинции каждый подсудимый, которому нечего было дать, терпел неминуемо обвинительный приговор, всякий же богатый оправдывался за деньги»[956]. Подобные факты, хотя они и являлись исключениями, все же случались, по-видимому, не безусловно редко, и надзор центральной власти над областными начальниками не всегда парализовывал возможность повторения таких злоупотреблений. Могло еще происходить, что сам наместник был человек честный, но подчиненные его недобросовестны; писцы, секретари, канцелярские чиновники обладали тысячью способов избавить от наказания виновного и засудить невинного; против таких-то людей выражался так строго сам римский законодатель: «Пусть удержат свои хищные руки слуги и чиновники магистратов, или меч закона поразит их; мы не потерпим, чтобы они продавали за деньги доступ к юстиции, вход в трибунал, ухо судьи, они ничего не должны получать от прибегающих к правосудию»[957].

Самым важным и серьезным недостатком этой юстиции, которая на всех ее ступенях была в руках государственных чиновников, являлось то, что в очень многих делах государство оказывалось одновременна судьею и одною из сторон. Шел ли, например, спор о собственности на какую-нибудь землю между государством и частным человеком, первое решало вопрос[958]. Разбирался ли случай так называемого оскорбления величества, то есть преступления, совершенного против безопасности государства или особы государя, его судили также представители государства и агенты государя. Обвиняемый мог апеллировать только от одного чиновника к другому; против решения императора уже нельзя было обращаться ни к какому другому суду. Против действий общественных властей не существовало никакой гарантии; жизнь и состояние людей зависели от них безусловно. Надо еще прибавить, что часто практиковавшиеся в виде наказания конфискации приводили к тому, что государству всегда были выгодны обвинительные приговоры[959].

Тем не менее рядом с такими крупными пороками население находило в юстиции, утвердившейся в Римской империи, одно неоценимое достоинство, которое примиряло их с нею. Это не был суд, совершаемый жреческой кастой над низшей массой народа, ни знатью над порабощенными классами, ни патроном над клиентами, ни сеньором над вассалами: это был все-таки государственный суд. Он не был устроен так, чтобы им могла завладеть какая-нибудь каста или присвоить его какой-нибудь класс; он был равен для всех. Можно было верить, что, если не считать охраны интересов государства, этот суд не имел других забот, кроме защиты прав каждого. Если он нисколько не обеспечивал личность от притязаний государства, взамен этого он открывал ей верное покровительство против всякой другой силы, за исключением государства[960]. Положим, что он держал людей в подчинении монархии, но, когда последняя исчезла, люди, потеряв покровительство ее органов, оказались скоро подчиненными феодализму.

Заключение[961]

В настоящей книге изучено состояние Галлии в эпоху завоевания ее римлянами, рассмотрено, как она была подчинена ими и какие изменения пришлось ей пережить во время управления ею императорами. Затем сделана попытка определить характер римского императорского государственного устройства и администрации, природу власти императора и его уполномоченных; автор стремился разыскать принципы провинциальной и муниципальной организации империи, настойчиво отмечая ту долю самоуправления, какая предоставлена была галлам в их стране и ее городах. Последние страницы посвящены были выяснению финансовых и военных повинностей населения;