Читать книгу - "Записки адвоката. Организация советского суда в 20-30 годы - Николай Владимирович Палибин"

затосковал по молодой жене и бежал. Без денег, без документов, он пробрался на Кубань, за 10 тысяч километров. Кое-где подвозили его на лошадях добрые люди, кое-где он нелегально, по ночам, ехал на товарных поездах, кое-где останавливался и работал, чтоб иметь хлеб и сменить одежду. Шел он несколько месяцев.

И вот, наконец, родная станица и крайняя хата, где он жил с молодой женой. Он перепрыгнул через плетень; в его садочке спелые вишни, он рвет их и ест на ходу. Какая радость: в хате сидит его милая жинка, пригорюнившись, и тоскует о нем. Хотя она потеряла всякую надежду, но не забыла его, и боль разлуки сменилась бесконечным счастьем. Казалось бы, что здесь можно было бы и подать занавес, как в украинских пьесах под веселые песни девчат.

Однако на следующий день на базаре Дарья говорит Марье: «Ванька пришел, я сама видела, как он вишни рвал в своем садочке, ты смотри, никому об этом не говори».

Молодые супруги ушли с глаз долой из станицы в далекую степь, жили там и работали вместе, смастерив себе в скрытом месте куренек. Так продолжалось до конца полевых работ, когда муж был арестован в степи. Его гнал в суд какой-то комсомолец. По дороге задержанный спросил его:

– А что мне теперь будет?

Тот ответил:

– Известно что: на мыло пойдешь.

Этим он, видимо, хотел показать свое знание советских законов и подчеркнуть тяжесть преступления, совершенного кулацким сыном.

Недолго думая, парень сшиб сопливого с ног, отнял винтовку и исчез. Покрутившись некоторое время около станиц, он ушел в город и в поисках работы и средств к существованию сошелся где-то около вокзала с городскими «уркачами», ловкость и оборотливость которых известна среди ссыльных. Со своими новыми покровителями он ночевал в надежных местах – на вокзальной крыше возле кирпичной кухонной трубы, в пустых пассажирских вагонах на запасных путях – и участвовал в разных кражах и проделках.

Наступили темные, ненастные зимние ночи, и он решил снова вернуться домой. Его товарищи дали ему деньжонок, а также и револьвер для самообороны, так как он был теперь уже дважды нелегальный. Был ли кто-нибудь из уркачей «сексотом» или же подвели болтливые соседи – неясно, но только как-то ночью хата была окружена. Парень выскочил в окно и бросился в садок, в него стали стрелять; он отстреливался, но, раненный в ногу, упал.

Краевой суд квалифицировал событие как бандитизм, по одному из пунктов 59-й статьи Уголовного кодекса, и приговорил паренька к расстрелу. Я приложил все силы, чтобы спасти этого юношу. Я подал кассационную жалобу, приложив к ней фотографию, где невеста была снята в подвенечном платье – правда, убогом, но все же вызывающем какое-то чувство сострадания к разбитой жизни. Я доказывал, что в данном деле нет контрреволюционных моментов, так как основное событие – побег, предусмотренный ст. 82 УК РСФСР, помещен в главе не контрреволюционных преступлений, а преступлений против порядка управления, что все последующие события носят характер бытовой, что в значительной мере развязке происшествий способствовало невежественное толкование гуманных советских законов малограмотным конвоиром, что ни одно из обстоятельств дела не затрагивало интересов коллективизации, проводимой партией и правительством в деревне, что револьвер, которым был вооружен обвиняемый, был какой-то допотопной конструкции и имел лишь три патрона, а потому обвинение в бандитизме является большой натяжкой и прочее. Я поручил своим коллегам выступить в выездной сессии Верховного Суда Ростова-на-Дону и поддержать мою кассационную жалобу. В результате дело окончилось «благополучно» – осужденный получил 10 лет лагерей.

Это дело является одной из многочисленных иллюстраций того, как советская власть делает из честных людей преступников. Нужно заметить, что по нашему старому закону простой побег из тюрьмы не наказывался вообще, так как наши законодатели стояли на той гуманной точке зрения, что каждому человеку свойственно желание быть на свободе.

Другое дело, по которому я подал кассационную жалобу в это время, было о «черном амбаре». В одном из колхозов град побил маслянку. Она была застрахована в порядке обязательного государственного страхования от градобития. Приехала комиссия из района: агрономы, метеорологи, парторганизаторы, коллективизаторы, исполкомовцы, госстраховцы и пр. Был составлен акт о гибели маслянки на 100 %, в результате чего колхоз получил от Госстраха возмещение за убытки. Между тем, маслянка оправилась и дала приличный урожай. Он был убран и сложен в амбар. Часть была вывезена в счет хлебопоставки по другой площади, не побитой градом, но осталось еще около 3000 пудов. Перед колхозом возник вопрос: как быть? Если показать урожай, то сейчас же потребуют назад деньги, уплаченные Госстрахом, а они уже издержаны на разные свинарники, телятники и пр. нужды. Кроме того, сейчас же дадут дополнительное задание по вывозу маслянки на элеватор, и его нельзя будет выполнить, так как она уже вывезена частично в счет другой площади, не давшей нужного урожая для выполнения «контрольной цифры». Правление боялось, что возникнет суд за мошенничество в получении денег и за невыполнение хлебопоставки. Несколько раз вопрос этот обсуждался на заседании правления, и люди никак не могли прийти к решению. А время шло.

Председателем колхоза был коренной сельский батрак. Партия выдвинула его, научила грамоте, политически «подковала», и из него получился преданный партиец, которого все время приучали к ответственной работе. Словом, это был парень «свой в доску», один из первых активистов в станице Лабинской и член районного исполкома.

Приезжает в колхоз комиссия из ГПУ для проверки степени выполнения хлебопоставки, проверки записей по бухгалтерии и наличия остатков. Расхождений нет, все правильно. Составляется акт, подписывается сторонами. Но кто-то, видимо, «стукнул» в ГПУ, так как после подписания акта комиссия направляется к амбару, где лежит незаприходованная маслянка. «А это что?» Составляется новый акт о «черном амбаре» и также подписывается сторонами.

Суд… Председателя и бухгалтера приговаривают к расстрелу, остальным причастным к этому делу дают по десять лет. Судил их народный суд с правами краевого суда, т. е. с правом расстрела. Кассационная жалоба была оставлена без удовлетворения. Оставалась последняя надежда: ходатайство о помиловании. Однако порядок прохождения дел с расстрелом был таков: дело сейчас же подхватывает курьер ГПУ и отвозит в Верховный Суд. Повестка о слушании не посылается, обвиняемый в судебное заседание не доставляется, и лишь в коридоре Верховного Суда вывешивается список дел, назначенных к слушанию на определенное число. Если приговор утвержден, Верховный Суд дает телеграмму-молнию в соответствующее НКВД; она доставляется мгновенно. Когда же и куда осужденный может успеть подать ходатайство о помиловании? В ГПУ? Но там разговор короткий: осужденного со связанными руками сводят, а иногда волокут по ступенькам в подвал. Там его ожидает комиссия: представитель от НКВД как руководитель казни,