Читать книгу - "Исповедь расстриги. Как воскреснуть из мертвых - Валентина Николаевна Муренкова"

В нашу первую поездку за несколько дней мы исследовали территорию заповедника вдоль и поперёк, залезали в пещеры и забирались на скалы, всё светлое время занимались съёмкой и этюдами везде, где только могли. Но каждый вечер нам приходилось находить новое место для стоянки, и каждое утро сворачивать лагерь, перетаскивая всё снаряжение туда-сюда из-за происков злобных и неусыпно бдящих археологов.

Наученные прошлым горьким опытом и отправляясь туда же, но уже в другом составе, мы взяли с собой только одеяла и еду, приехали поздно вечером в темноте, чтобы археологи – ругательное слово! – нас не засекли. Воду в канистры мы набрали из колонки ещё на станции и тихонько поднялись по белой тропинке вверх по склону.

Храм под скалой оказался закрыт металлической дверью и заперт на огромный висячий замок, во все оконные и дверные проёмы кто-то вставил грубые решётки из железной арматуры. Облом-ссс!..

Какое счастье, что мы с Олькой в позапрошлом году имели возможность изучить местность, поэтому уверенно повели всех выше по склону. Там находился ещё один вход в трапезную и кельи, соединённые с храмом винтовой лестницей в толще мела, но и этот вход тоже успели заделать решёткой.

Однако на высоте примерно трёх метров оставался открытым незаметный снизу довольно широкий дымоход, вырубленный из кельи наружу, наверное, для печной трубы. Друг за другом мы карабкались по осыпающемуся склону и протискивались в неровное отверстие дымохода, сначала влезли ребята с фонариками, потом они снизу принимали нас, гитары и Ирку со скрипкой.

Живой огонь и живой звук будто оживили древний храм, и в ту ночь наши музыканты сыграли свой самый потрясающий концерт! Мел очень мягко и нежно отражает звуки, а своды наполняют их удивительной силой.

Уж поверьте, я знаю, о чём говорю, и позволю себе забежать вперёд – через семь лет Юрка окажется здесь настоятелем монастыря и начнёт поднимать его из руин с горсткой братьев, а мы с Алькой каждый год в праздник Успения будем петь литургию на том самом клиросе, где я позапрошлым летом обнаженная позировала для Олькиного мужа во время нашей совместной поездки на этюды и съёмки. Он тогда затеял серию фотографий со свечами, затейливо расставил их на полу и раскатал волнами широкие ленты золотой плёнки, на которых сидела я, голая и злая, стуча зубами от холода и ругаясь на всю эту творческую придурь насчёт того, что в кадре нужна блондинка, мол, на самом деле он жену пожалел, а я тут мёрзни из любви к искусству, как ненормальная!

Знала бы тогда, какой жгучий стыд потом накроет меня на исповеди, когда придётся рассказывать про наши храмовые съёмки – вмиг бы согрелась!

Эти яркие картинки при свечах под меловыми сводами наплывают в памяти одна на другую. И вот уже Юрка с седеющими волосами, заплетёнными в толстую косу, и с бородой до пояса в праздничном голубом облачении выносит чашу из пещерного алтаря:

– Со страхом Божиим и верою приступите!

А мы с Алькой, допевая, склоняем головы:

– Благословен Грядый во имя Господне, Бог Господь и явися нам!

Даааа… Умеем мы с Юркой круги замыкать!

Однако монашеские обеты Юрка и я дадим не здесь и не скоро. А пока наш с ним сладостный удел всю ночь слушать уже потерянную для него Ирку, её самую певучую в мире скрипку, Клима, Антошку, Андрея с их гитарами и флейтой!

На рассвете мы выберемся наружу через тот же дымоход, все белые от волос до обуви, и будем шумно отряхивать мел с одежды и отовсюду. А когда над горизонтом покажется нежно-розовый диск солнца, мы поднимемся на ароматное плоскогорье, в ковыльной степи расстелем наши одеяла и завалимся спать.

И никакие археологи нам не указ!

Известно, что жизнь похожа на тельняшку – светлые и тёмные полоски сменяют друг друга, вот и мне пришлось вернуться домой в рассыпающуюся семью и как-то вытерпеть остаток моего последнего супружеского лета. Следом быстро пронеслась осень моего четвёртого курса, и зимой наступившего 1991 года я написала первые иконы на продажу, взяв за образцы маленькие церковные календарики. Одновременно я увлеклась цветоведением и композицией, стала работать осознанно, программируя восприятие моих работ, экспериментируя с цветом, формой и движением, на ходу придумывая всякие спецэффекты, и это очень меня воодушевляло.

К сожалению, я не успела развиться в этом направлении, слишком быстро оказалась в церковной среде, где изначально на любое творчество наложено строжайшее табу, а от тех работ не осталось даже эскизов. Я тогда ничего не фотографировала, работы делала как учебные и после просмотра быстро их продавала.

Попутно я чем только не занималась – училась лепить декоративные скульптуры, а потом отливать их из гипса и покрывать глазурью, я освоила несложные техники мозаики и росписи в интерьере.

Нас с Юркой зазвали переоформить атриум во Дворце пионеров, и чего мы там только не придумали, а потом сами осуществили! Несколько месяцев Юрка с однокурсником Валеркой в прямом смысле лезли на стенку – они расписывали волнистую стену примерно пятиметровой высоты и длиной метров десяти-двенадцати. С нами в команде работали мои однокурсники и наши Олька с Андреем, но потом нас лихо кинули на деньги, заплатив лишь какой-то мизер в самом начале. Так для всех начались те самые лихие девяностые.

А в январе 1991 года, сдав сессию, наш курс вышел на диплом, который дался мне ой как нелегко! Наш руководитель дипломной работы, молодой преподаватель, в котором мы души не чаяли все годы учёбы, вдруг увлёкся радикальными восточными практиками.

Сначала он перестал есть животную пищу, но её в те годы и так сложно было купить, а потом в процессе дальнейшего просветления этот милый человек вышел на сорокадневное голодание – вот тогда наша группа до конца осознала, что такое энергетический вампиризм, хотя мне такого опыта сполна хватало в супружеских отношениях. Пару лет спустя я узнаю и оценю церковную пословицу, что лучше в пост есть мясо, чем людей, она как раз про это.

Не буду описывать все дикие моменты общения с когда-то дружелюбным преподом, он был ещё и нашей «классной дамой», соседом по мастерским и близким другом моих друзей. Вместе с ним мы неоднократно ездили в Питер и в Москву на выставки, и я много чем ему обязана в учёбе, но в итоге он нас буквально топил на защите дипломов, вместо того, чтобы встать горой, как положено руководителю.

Мне почему-то досталось больше всех, члены комиссии вдребезги переругались прямо в зале, наши импульсивные преподы минут пятнадцать орали друг на друга,