Читать книгу - "Веймар 1918—1933: история первой немецкой демократии - Генрих Август Винклер"

протестом против войны, растущего влияния Немецкой отечественной партии и тяжелого продовольственного положения, с другой — выражением поддержки российским рабочим и Октябрьской революции. СДПГ большинства делегировала в забастовочный комитет трех своих лидеров — Фридриха Эберта, Филиппа Шейдемана и Отто Брауна — с целью как можно скорее прекратить забастовку. 3 февраля этого удалось достичь: после массовых арестов и призыва тысяч участников в армию, революционные старосты прекратили бесперспективную акцию{11}.

После январской стачки стало очевидно, что круг сторонников политики «классового мира» среди рабочих продолжает сужаться. Рейхсканцлер граф Гертлинг, консервативный представитель Партии Центра, внес свою лепту в стремительную поляризацию общества, не став опровергать заявление Отечественной партии о том, что он поддерживает ее цели. Действительно, политика, которую правительство проводило на Востоке после подписания мира, навязанного России в Брест-Литовске, полностью соответствовала по духу взглядам правых националистов. Близость Гертлинга к позиции радикальных аннексионистов выставляла в сомнительном свете в том числе и СДПГ, тесно сотрудничавшую с партией канцлера в рейхстаге. В этой ситуации в выигрыше оказалась НСДПГ, популярность которой в рабочей среде возрастала{12}.

Что касалось оценки событий в России, то обе социал-демократические партии не слишком расходились в ней. Социал-демократы большинства сначала приветствовали захват власти большевиками в ноябре 1917 г., поскольку это приближало заключение мира. Однако после того, как 19 января 1918 г. сторонники Ленина разогнали избранное путем свободного волеизъявления Учредительное собрание, мнение СДПГ стало однозначным: то, что делают большевики, это не социализм и демократия, а путчизм и анархия. Их политика привела к кровопролитной гражданской войне, начавшейся в России весной 1918 г. Впредь одной из первоочередных задач социал-демократов большинства стало стремление избежать подобной судьбы для Германии.

Представители правого крыла независимых социал-демократов относились к большевикам не менее критично, чем партия большинства. Диктатура пролетариата, гласил вердикт Каутского, может быть полезной только в случае, когда большинство народа обладает властью над меньшинством. Марксизм показал путь примирения диктатуры пролетариата с демократией. Зато диктатура меньшинства всегда оказывается реакционной и вызывает контрреволюцию. Даже в группе «Спартак», составлявшей крайне левое крыло НСДПГ, мнения о действиях большевиков разделились. Роза Люксембург и Карл Либкнехт, находившиеся во время русской революции в заключении, в первых своих высказываниях об октябрьских событиях были сдержаны. После роспуска Учредительного собрания у Розы Люксембург появился повод упрекнуть Ленина и Троцкого в том, что, устраняя демократию, они уничтожают живой источник революции. Два других основателя союза «Спартак», Клара Цеткин и Франц Меринг, напротив, встали на сторону Ленина, равно как и не являвшиеся членами НСДПГ «левые радикалы» из Гамбурга и Бремена. Для них насильственная акция большевиков от 19 января 1918 г. стала весьма желанным вкладом в процесс разрушения демократических иллюзий у немецкого пролетариата{13}.

Наибольшее отвращение к войне питали в 1917–1918 гг. представители рабочего класса, однако общее недовольство уже давно захватило и другие слои немецкого населения. Уже в августе 1917 г. баварский министр фон Бреттрейх утверждал, что среднее сословие «в настоящее время демонстрирует наихудшее настроение из всех слоев общества». В государственных учреждениях возросло количество жалоб на ущемление интересов ремесленников при поставках сырья и на общий спад количества заказов и сбыта. Также поступали жалобы на нехватку кредитных средств, рост задолженности по квартплате, недостаток рабочей силы, регулирование цен и установление штрафов за их взвинчивание. Летом 1918 г. плохие настроения политизировались. По замечанию религиозного философа Эрнста Трельча, в августе 1918 г. даже «патриотически настроенные» и «верующие в войну» крестьяне и сыроделы Альгау испытывали «прямо-таки фанатичную ненависть, распространявшуюся на весь офицерский корпус, как воплощение всех несправедливостей и привилегий». В свою очередь, 23 сентября 1918 г. на совместном заседании фракции и партийного комитета СДПГ баденский депутат рейхстага Оскар Гек сообщил, что в южной Германии наблюдается «чудовищное ожесточение против Пруссии, но не против прусского народа, а против юнкерства и военной касты. Всеобщее настроение таково: Пруссия должна погибнуть, а если она не погибнет, то из-за Пруссии погибнет вся Германия»{14}.

На том же заседании 23 сентября, где депутат Гек описывал настроения к югу от Майна, Фридрих Эберт, председатель социал-демократов большинства, сделал практические выводы из падения авторитета старых властей. Он поставил своих товарищей по партии перед четкой альтернативой: «Если мы не стремимся сегодня прийти к соглашению с буржуазными партиями и правительством, то тогда мы должны дать возможность событиям течь свои чередом, применить революционную тактику, действовать на свой страх и риск и вручить судьбу партии в руки революции. Тот, кто наблюдал за событиями в России, не может, исходя из интересов пролетариата, желать повторения у нас чего-то подобного. Напротив, мы должны грудью броситься на брешь. Мы должны понять, получим ли мы достаточно влияния, чтобы добиться осуществления наших требований, и, если это возможно, увязать их в единое целое с делом спасения страны, и наш проклятый долг и наша обязанность заключается в том, чтобы сделать это».

Для Эберта вопрос «правительство большинства или революция» был теперь всего лишь риторическим. Русский пример, по его мнению, окончательно лишил почвы опцию «революция». Тот, кто начнет сейчас еще одну революцию, должен принимать в расчет, что она пойдет по тому же пути, что и в России, и закончится насилием, гражданской войной и хаосом. Кто этого не желает, должен сделать ставку на политику мирных реформ. Осуществить последние в Германии можно было только путем создания правительства парламентского большинства или, говоря языком марксизма, путем классового компромисса с умеренными слоями буржуазии. До войны социал-демократия отклонила бы такую тактику как немарксистскую. Однако с учетом политики, проводившейся партией после 1914 г. и особенно начиная с 1917 г., переход к открытому правительственному союзу с буржуазным центром казался уже почти логичным следствием ранее принятых решений. Партийное руководство довольно быстро убедило в этом комитет и фракцию в рейхстаге, которые поддержали идею значительным большинством голосов{15}.

Как и СДПГ, центристские партии видели в участии социал-демократов в правительстве единственный шанс предотвратить революционное обострение внутреннего кризиса и одновременно необходимую предпосылку для того, чтобы добиться заключения приемлемого мира. Однако СДПГ не собиралась входить в правительство графа Гертлинга ни при каких обстоятельствах. Вместо этого она потребовала внести изменения в конституцию в интересах парламентаризации. Это требование поддержала Прогрессивная народная партия, но отклонила Партия католического Центра. Лишь под угрозой распада межфракционного комитета, состоявшего из депутатов этих трех партий, Партия Центра, к которой принадлежал Гертлинг, дала понять, что в случае крайней необходимости готова пожертвовать рейхсканцлером. Гертлинг, лишившись таким образом поддержки парламента, сделал выводы и подал в отставку, принятую кайзером 30 сентября{16}.

Последовавший за этим