Читать книгу - "Аргонавты - Мэгги Нельсон"

я обижена на него за то, что он не смог дать мне понять, что ему нравилось жить со мной и моей сестрой (возможно, ему и не нравилось); за то, что он редко говорил мне, что любит меня (опять же, возможно, он меня и не любил — ведь, как говорится в одной из книг для приемных родителей, которую я заказала на первых порах, любовь предпочтительна, но не обязательна); за то, что он не выполнил свои обязанности и оставил нашу мать после двадцати лет брака, не попрощавшись по-человечески.

Думаю, ты переоцениваешь сознательность взрослых, гласило его последнее письмо, которое он отправил мне только после того, как я не выдержала и написала ему первой спустя год молчания.

И, пускай его уход ранил и разозлил меня, это наблюдение было неоспоримо верным. Этот кусочек правды, доставшийся мне напоследок, начал новую главу моей взрослой жизни, в которой я осознала, что к возрасту ничего, кроме него самого, не прилагается. Остальное опционально.

Семья бобриков: другая любимая игра моего малыша-пасынка, в которую мы играли утром в постели. Он был Бобриком, малюткой-бобром с дефектом речи, из-за которого он всякий раз повторял букву Б (например, кузен Эван превращался в бузена Бэвана, и т. д.).

Иногда Бобрик играл дома вместе со своей бобровой семьей, восхитительный в своем упорном переиначивании; а иногда он пускался в самостоятельные приключения — на поиски съестного. Одним таким утром Бобрик нарек меня Бамбочкой — производным от «мамочки», но с сюрпризом. Я восхищалась изобретательностью Бобрика — и она не ослабевает.

Брака как такового у нас в планах не было. Но, когда мы проснулись утром 3 ноября 2008-го и, пока вскипал чайник, прослушали по радио текущие результаты экзит-поллов, нам внезапно показалось, что Предложение 8, похоже, будет принято. Мы удивились своему изумлению — оно обнажило пассивную, наивную веру в то, что стрелка компаса моральной вселенной так или иначе укажет на справедливость. На самом же деле у справедливости нет координат, нет телеологии. Мы погуглили «как пожениться в Лос-Анджелесе» и выдвинулись в мэрию Норуолка, где, как обещал оракул, дело могло быть сделано, по пути оставив наше небольшое бремя в детском саду.

Приближаясь к Норуолку — где мы, черт возьми? — мы проехали мимо нескольких церквей, рядом с которыми стояли знаки с вариациями на тему «один мужчина + одна женщина: так пожелал Господь». Мы также проехали мимо десятков пригородных домов с лужайками, в которые были вколочены таблички «ГОЛОСУЙ ЗА ПРЕДЛОЖЕНИЕ 8» с неутомимо радостными фигурами из палочек.

Бедный брак! Мы собрались его прикончить (непростительно). Или упрочить (непростительно).

Возле норуолкской мэрии расположилось несколько белых палаток, а на парковке — целая флотилия голубых фургонов местных новостных телеканалов. Мы вдруг струсили — мы с Гарри не хотели становиться делегатами от лица квиров, вступающих в брак на враждебной территории непосредственно перед принятием Предложения 8. Никто из нас не хотел оказаться в завтрашней газете рядом с безумцем в шортах-карго, с пеной у рта размахивающим знаком «БОГ НЕНАВИДИТ ПИДОРАСОВ». Внутри у стойки регистрации брака выстроилась длиннющая очередь — в основном гомики и дайки всех возрастов, а также множество молодых гетеросексуальных пар, преимущественно латиноамериканского происхождения, которые, по-видимому, были озадачены причиной аншлага. Пожилые мужчины в очереди перед нами рассказали, что заключили брак пару месяцев назад, но, получив по почте свидетельство, обнаружили, что их подписи были безнадежно испорчены. Теперь они отчаянно пытались всё исправить, чтобы официально остаться в браке вне зависимости от исходов голосования.

Вопреки обещаниям в интернете, часовня была забронирована до конца дня, поэтому пары, оформившие бумаги, должны были пойти куда-нибудь еще для какой-то официальной церемонии. Мы пытались понять, каким образом заключение контракта с так называемым светским государством предполагает прохождение каких-либо духовных ритуалов. Люди, которые уже договорились со священниками о заключении брака позже в тот же день, предложили сделать свои церемонии коллективными, чтобы все, кто хотел пожениться до полуночи, могли присоединиться. Ребята перед нами пригласили нас на свою пляжную свадьбу в Малибу. Мы поблагодарили их, но вместо этого набрали «411» и спросили название свадебной часовни в Западном Голливуде — разве не там живут все наши? «Есть часовня на бульваре Санта-Моника — называется Голливудская», — сказал голос.

Голливудская часовня оказалась смрадной дырой на краю квартала, где я прожила три самых одиноких года своей жизни. Приемную и часовню разделяли пошлые бордовые шторы из бархата; обе комнаты с персиковой отделкой под камень были украшены дешевыми готическими канделябрами и искусственными цветами. Дрэг-квин на входе выполняла тройную функцию: привратницы, вышибалы и свидетеля.

Читатель/ница, здесь мы и поженились; нас сочетала браком преподобная Лорелея Старбак. Преподобная Старбак предложила предварительно обсудить с ней клятвы; мы сказали, что нам они по барабану. Она настояла. Клятвы остались стандартными, но без местоимений. Церемония прошла в спешке, но после произнесения клятв нас разнесло. Мы рыдали, опьяненные своей удачей, а затем с благодарностью приняли два леденца в форме сердца с надписью «ГОЛЛИВУДСКАЯ ЧАСОВНЯ» на обертках и понеслись за малышом, чтобы успеть в детский сад до закрытия, а по прибытии домой расстелили спальные мешки на крыльце с видом на нашу гору и вместе съели шоколадный пудинг.

Тем же вечером преподобная Старбак, в поле «вероисповедание» указавшая «метафизическое», отправила наши документы, а также документы сотен других пар срочной курьерской службой каким бы то ни было властям, уполномоченным признать наш речевой акт правомерным. К концу дня 52 % калифорнийцев, участвовавших в голосовании, выступили за принятие Предложения 8, приостановив таким образом заключение «однополых» браков на территории штата и обратив условия нашей правомерности. Голливудская часовня исчезла так же быстро, как появилась, чтобы, возможно, однажды возникнуть вновь.

Больше всего в бесконечном повторении формулы «однополые браки» меня раздражает то, что среди моих знакомых квиров нет практически никого, кто считал бы главной особенностью своего желания «однополость». Да, многие лесбийские книги о сексе, написанные в 1970-х, были о возбуждении — и даже политической трансформации — от встречи с собственным отражением. Эта встреча была, остается и может быть важной, поскольку мы видим в отражении то, за что нас оскорбляли, разделяем отчуждение или интернализированное отвращение к желанию и заботе. Посвятить себя чьей-то киске — это еще и способ посвятить себя своей собственной. Но, какую бы тождественность я ни отмечала в своих отношениях с женщинами, она заключается не в тождественности Женщине и точно не в тождественности частей тела. Она заключается в общем сокрушительном понимании того, каково это — жить в условиях патриархата.

Мой пасынок уже