Читать книгу - "Воровской орден - Виталий Аркадьевич Еремин"

незаслуженно. Что за странная у тебя любовь, говорила я ему. Ты меня обзываешь последними словами. Я и сука, я и проститутка. Я и… А потом ложись с тобой, милуй-ся. Зачем мне нужна такая любовь — без уважения? Будь довольна, говорит, что я тебя только словами бью. Смотри, начну…здить, сразу ласковая станешь. Врежу так, что на стенке трафарет останется. И правда, раз так врезал — сам испугался. Думал, убил.

После скандалов заглаживал свою вину — дарил дорогие подарки. Но проходило время, и начинал за эти подарки здорово спрашивать. Неблагодарной называл.

Ему нужна была не жена, а домработница, которую можно использовать как жену. Поэтому он не разрешал мне вернуться в кассу Аэрофлота, где я работала раньше. Он говорил, что вытащил меня из грязи. Будто я ходила раздетая, а он дал мне все: уютную квартирку, модные тряпки. Он был очень высокого мнения о себе. Спортсмен он был, никто не спорит, способный. Может быть, даже талантливый. Но зачем же себя возвышать, а других смешивать с грязью?

Он постоянно приписывал мне какие-то недостатки. Например, любовь к тряпкам. Но какая женщина не хочет красиво одеваться? А сам что с этими тряпками вытворял? Нравится вещь? Бери деньги у матери! Приедет из поездки за границу, привезет, например, плащ и продает теще. А она отдает мне. И это считалось в порядке вещей.

Он постоянно говорил, что наступает эра капитализма. И мы должны жить, как нормальные люди. Вот он для нас и старается. Потому он и в боксе пошел вниз — у него на уме было одно: сделать как можно больше денег, купить свой дом, импортную машину. Наша квартира стала похожа на склад дефицитных товаров. Это только считалось, что я не работаю. На самом деле я тоже работала. Ходила, куда он велел, привозила товар домой, заказывала контейнеры, отправляла в Орел, где он все перепродавал. Вот он действительно нигде не работал. Только числился контролером в следственном изоляторе.

Мотался то в Орел, то в Москву. Я боялась ночевать одна с ребенком, уходила к матери. Он звонил, сам не отвечал. Он бесился. Можно подумать, что жил в гостиницах монахом. Я ему говорила: когда мне гулять? У меня ребенок, собака, заочная учеба! Он не верил. И продолжал унижать меня. Я не выдержала и прямо сказала ему, что живу с ним только ради ребенка. Его затрясло. Он так схватил меня за плечи — я думала, у меня позвоночник треснет. «Забери свои слова назад! — орал он. — Если ты уйдешь, я тебя прибью. Ты никогда и никому не будешь принадлежать!» Он ничего не хотел понять. Он по-прежнему считал меня вещью».

Понимаю, какие чувства обуревают сейчас близких Михаила. Человек и так лишился самого дорогого — жизни. Можно ли позволять той, которая в этом повинна, лишать его еще и доброго имени?! Отвечу так. Наше сочувствие к пострадавшему не должно мешать нам добраться до понимания того, как возникла идея убийства. Исследуя поведение преступников, мы не доберемся до истины, если не исследуем поведение жертвы. Ибо анализ поведения жертв показывает, что многие из них сами подталкивали своих убийц к страшному решению.

Ольга, разумеется, заинтересована в том, чтобы выставить Михаила человеком, который превратил ее жизнь в сплошное унижение. Чем больше она нажимает на этот мотив, тем глуше будет звучать мотив корысти, заслуживающий куда более сурового наказания. Но и мы, и суд обязаны исследовать оба эти мотива и сделать свой вывод: какой же был преобладающим?

…Она работала в кассе Аэрофлота. Это доходное место. Но у него был другой уровень, на несколько порядков выше. Иначе она бы сразу же ушла от него — как только он потребовал убить плод.

Проведя с ним несколько дней и ночей, она уже не могла вернуться к прежнему уровню жизни. Она уже привыкла тратить в день примерно столько же, сколько прежде зарабатывала за месяц.

Есть у нас такой сорт молодых женщин. Им не нравится, что их считают вещью. Но те, кто их купил своим уровнем жизни, знают, что, как бы они ни брыкались, все равно никуда не денутся. Дельцы и в семейной жизни — дельцы.

«ОН ШЕЛ К ЭТОМУ САМ»

О Воропаеве у меня с операми и следователями был отдельный разговор. Начали с моральных качеств. «Воропаев вышел в люди благодаря тренеру Тарасову. Но потом изменил ему, перебежал к майору Львову. Тот вывел его на профессиональный ринг, но как тренер не мог дать того, что давал Тарасов. Бой с другим профи Воропаев проиграл. Ушел из спорта, хотя мог бы еще в свои тридцать лет, как говорится, порадовать болельщиков. Жизнь измен не прощает».

Еще о тех же качествах. «Бывая за границей, прежде всего смотрел на цены продуктов и блюд. Брал только самые дешевые. Ехал обратно с полными чемоданами. А потом продавал импортный дефицит своим же ребятам-спортсменам. Продавал и Ольге, тут она не врет. Специально проверяли.

Перестав ездить на соревнования за рубеж, с головой ушел в спекуляцию. Доставал различные электротовары и продавал их (в том числе за валюту) полякам из совместного предприятия.

Были очень серьезные основания для того, чтобы заподозрить участие Воропаева даже в рэкете. Кое-кто из его ближайших дружков мог, как минимум, догадываться о том, что с ним произошло. Но — никто не помог угрозыску».

«Он сам шел к тому, что случилось. Уж лучше бы сел за спекуляцию», — сказали мне о Воропаеве.

Сам? Вполне может быть. Он без того возвышался над окружающими, превосходя их силой, известностью, деньгами, вызывая зависть, раздражение и злость. Но — бывают такие люди: им мало того, что всего много. Он не мог не чувствовать, как к нему относятся близкие, но — до чего же это по-нашенски! — продолжал возвышать себя и унижать их. И постепенно вызвал то, что, видно, в самом деле помогает убить, — отвращение и ненависть.

«ВОТ КТО МОЖЕТ»

Рабочий элеватора Олег Мартынов. Двоюродный брат Ольги, племянник ее матери. Человек, о котором они однажды подумали: «Вот кто может!» Почему именно он? Ну прежде всего потому, что свой человек, родственник. Еще? Не знаю. Так и не понял. «Мне даже ударить человека было трудно, — говорил Олег. — В части, где я служил, была крутая дедовщина, но я никого пальцем не тронул».

Если человеку трудно решиться на убийство, но он все же совершает, значит… Значит, он заставляет себя. Значит, идея убийства так его захватывает,