Читать книгу - "Его строптивый Огонек - Екатерина Юрьевна Васина"

меня в просторную душевую, — ты не перышко, но это нормально. У тебя же нет дистрофии, булимии…

— Ты врача в себе хоть иногда выключаешь? — вода сверху льется теплая, приятная. Правда, я на нее едва обращаю внимания, потому что Тим скидывает полотенце и тоже встает под струи. Рядом. Окутывает меня своей аурой, запахом геля для душа с кедром и морем.

— Люблю принимать душ. — подмигивает мне, отчего я икаю и невольно опускаю взгляд вниз. Икаю повторно и задаю самый тупой вопрос.

— Я вижу.

Доказательство его радости весьма весомое, так сказать. Руки так и тянутся. Хотя я понимаю, что ближайшие сутки лучше не стоит рисковать, потому что после ночи секса я боюсь, что хожу как конный гвардеец.

Но на самом деле мы реально просто моемся. Оказывается есть особый чувственный кайф, когда тебя аккуратно намыливают мужские руки. Я прямо невольно залипаю на них.

Там много шрамов: от ожогов, порезов. Кожа местами грубоватая, натянутая. Я знаю что два пальца на левой руке так до конца и не сгибаются. И самые глубокие шрамы именно на них.

И меня вдруг переполняет невероятная нежность. Затапливает изнутри, грозит вырваться наружу и захлестнуть огромной теплой волной. Сама не знаю зачем, но я чуть поворачиваю голову и осторожно прикасаюсь губами к тыльной части ладони, которая проходится по моему мокрому плечи.

Воздух точно замирает, даже звук воды становится тише.

— Я поняла. — сообщаю с умным видом, глядя перед собой и понимаю, что краснею. — Ты думал, что мне противно видеть твои шрамы? Ты поэтому мрачнел, когда шарахалась?

Вместо ответа Тим только крепче прижимает меня к себе. Невольно выгибаюсь, чувствуя пятой точкой как он возбужден.

— Я могу их свести. — заявляет вдруг.

Хватаю ртом воздух от такого заявления. Зачем? Хочу развернуться, но мне не дают. продолжая сжимать талию. Так, точно если хоть немного ослабит объятие, то я убегу.

— А ты сам хочешь? Это твои шрамы, я не них не покушаюсь.

Да, Ева, шути! Наверное, шутить будешь даже когда на тебя нападет гигантская акула!

— Я знаю, что мать тебе все рассказала. — Его пальцы скользят по моему животу, то ли продолжая намыливать, то ли лаская. Горячее дыхание с привкусом мяты опаляет мне ухо.

— Когда Инга вернулась с отдыха, она приехала в больницу. Я как раз был после очередной операции. Она пыталась извиниться. — пальцы сжались на моем бедре, почти больно.

— Необязательно…

Меня точно не слышат.

— Она сказала, что находилась в ужасном стрессе от того, что случилось. И ей надо было поправить нервы. При этом отводила взгляд от повязок. Я ее послал. — да, продолжай говорить, выплесни это. — Она же твердила одно: мы любим друг друга, не надо все разрушать из-за того, что ей требовалось отдохнуть. И что она все равно ничем не могла помочь.

— Могла! — вырывается злобно. — Рядом быть, мать вашу!

Дура какая-то! У ее мужчины кабздец, а она уезжает нервишки подлечить. Тьфу ты! Бесит аж трясет. незамутненный эгоизм какой-то. Судя по-всему, она так и не осознала где была не права.

Он ведет носом по моим волосам, а я продолжаю дышать так, точно только что пробежала стометровку. И не от возбуждения, хотя оно все еще горит внутри. А от ярости пополам с болью.

Могу сколько угодно обижаться на своего отца. Но когда я валялась в клинике с кровотечением в семнадцать, то он заезжал каждый день. Пусть иногда всего на пять минут, пусть часто выглядел хмурым и загруженным, но он приезжал! Он показывал, как я ему важна!

— Она просила тебя убрать шрамы?

— Ага. — почти весело кивает Тим мокрой головой. — Мы уже расстались, а она возвращалась и все просила прощения за поездку, а заодно уверяла, что мне необходимо свести все следы после происшествия. Якобы я идеален, потому надо вернуть все, как было.

— А сведение шрамов поможет тебе вернуться к операциям?

— Нет.

— Тогда своди если сам хочешь. — пожимаю плечами. — Если честно, я на них даже внимания не обращаю. Есть и есть.

Что-то в этот момент меняется. Совсем крошечная незримая деталь встает на свое место. Щелчок, который помогает ощутить все вокруг совсем по-другому.

Мы в каком-то молчании вытираемся и уходим одеваться. Отношения отношениями, но работу никто не отменял. Тим будет занят до позднего вечера, а я сегодня проведу два факультатива и встречусь с Лекси. У нас столько накопилось за это время, что необходимо поделиться друг с другом!

Готовлю завтрак. На скорую руку поджариваю яйца, делаю сэндвичи с рыбой, в тарелку Тиму подкладываю пару кусочков дыни. Он почему-то очень любит есть ее вместе с яичницей.

После разговора в душе как-то одновременно неловко и при этом легко. Даже кофе, который сегодня почему-то вышел совсем невкусным, не расстраивает. Выпью чай, в конце концов.

* * *

На самом деле я люблю практически любую погоду. Но сейчас, пробираясь по слякоти на аллее университета, тихо ворчу себе под нос. Ну почему тротуары вокруг чистые, а вот именно этот путь выглядит так, точно его варварам отдали? Но так можно быстрее всего добраться до кафе, где мы встречаемся сегодня с Лекси.

Но так то погода отличная! После морозов пришла настоящая оттепель. Солнце сверкает и отражается в витринах, на тротуарах растаял весь снег, небо кажется совсем бездонным и невероятно синим.

Прямо как глаза у Тима.

Я замираю, уже почти дойдя до кафе. Меня как по башке треснули и убежали. теперь вот стою и обтекаю от поразившей меня идеи. Ладно еще прохожих немного, так что не мешаю никому. Хотя какая-то женщина с ворчанием огибает меня. Но я едва замечаю.

Божечки-кошечки, я что — влюбилась в мужа? В своего мужа?!

Нет, не так: в своего фиктивного мужа?!