Читать книгу - "Уайт-Ривер в огне - Джон Вердон"

русло. Это были злые молодые люди — и понятно почему, — но не бомбисты. И уж точно не убийцы. Искатели справедливости. Искатели правды. Возможно, в этом они схожи с вами.

— Какую правду они искали?

— Они хотели разоблачить многочисленные нарушения и сокрытия в нашем полицейском управлении. Характер злоупотреблений.

— Им были известны конкретные случаи? Имелись ли подтверждающие материалы?

— Им были известны ситуации, где афроамериканцев подставляли, незаконно задерживали, а иногда и убивали. Они искали необходимые подтверждения, документы, улики — всё такое.

— Каким образом?

— Им помогали.

— Помогали?

— Именно.

— Это мало что проясняет.

Кулидж перевёл взгляд на голубоватые язычки пламени, трепетавшие над углями.

— Скажу лишь, что они не были одиноки в стремлении к справедливости — и смотрели в будущее с надеждой.

— Может, чуть конкретнее?

Кулидж помрачнел:

— Больше ничего не скажу, не обсудив последствия с теми, кого это может коснуться.

— Понимаю. Тогда расскажите хотя бы, как Марсель и Вирджил оказались у вас.

Кулидж замялся.

— Их направила ко мне заинтересованная сторона.

— Имя которой вы не можете назвать без консультации?

— Верно.

— Вы знали, что Джон Стил и Рик Лумис хотели наладить содержательный диалог с Альянсом защиты чёрных?

— Я бы предпочёл не ступать на скользкую дорожку рассказов о том, что я знал или не знал о том, чего, возможно, не знал. Мир опасен. Конфиденциальность надо соблюдать.

— Это верно, — согласился Гурни. По опыту он знал, что согласие нередко приносило больше, чем давление. Он откинулся на спинку. — Совершенно верно.

Кулидж вздохнул.

— Я изучаю историю. Я понимаю, что политические разногласия для Америки — не новость. У нас всегда хватало серьёзных трений по самым разным поводам. Но нынешняя поляризация — худшее, что я видел за всю свою жизнь. Поразительная ирония в том, что бурный рост доступности информации в интернете обесценил факты как таковые. Процветание коммуникаций обернулось ещё большей изоляцией. Политический дискурс превратился в сплошной визг, ложь и угрозы. Лояльность определяется тем, кого ты ненавидишь, а не тем, кого любишь. И вся эта невежественная желчь легитимируется наспех состряпанными «фактами». Чем безумнее вера, тем крепче её держатся. Политический центр, рациональный центр, разнесён в клочья. А система правосудия… —

Он покачал головой, сжимая и разжимая кулаки.

— Система правосудия! Боже милостивый, какое же это неправильное название!

— В частности, в Уайт-Ривер? — уточнил Гурни.

Кулидж надолго умолк, глядя на тлеющие угли в камине. Когда заговорил, голос его стал ровнее, но горечь никуда не делась.

— Была когда-то в Ларватоне автомойка. В холод — когда дороги покрывались солью, а автомобили отчаянно нуждались в мойке — механизм либо вовсе отказывал работать, либо неслыханно дурил. Намыливал, когда пора было смывать. Смывал, когда следовало намыливать. Брызгал воском на шины. Машина намертво вмерзла с включёнными на полную распылителями, превращаясь в ледяной монолит. Водитель оказывался заперт внутри. Вентиляторы ревели так мощно, что порой срывало обшивку с кузовов.

Он отвёл взгляд от огня и встретился с озадаченным взглядом Гурни.

— Такова наша судебная система. Наша «система правосудия». В лучшие-то времена — непредсказуемый фарс, а в кризис — сплошная катастрофа. Смотреть, как уязвимых людей заталкивают в пасть этой обезумевшей машины, — слёзы выступают.

— Итак… к чему всё это приводит?

Прежде чем Кулидж успел ответить, у Гурни зазвенел телефон. Он достал аппарат, увидел, что звонит Торрес, отключил звук и убрал обратно в карман.

— Простите.

— К чему всё это меня приводит? — продолжил Кулидж. — Это наводит меня на мысль о Мейнарде Биггсе — кандидате на грядущих выборах генерального прокурора штата.

— Почему именно Биггс?

Кулидж подался вперёд, положив ладони на колени.

— Он человек разумный. Принципиальный. Умеет слушать. Начинает с того, что есть. Верит в общее благо. — Он откинулся на спинку кресла, подняв ладони в примиряющем жесте, в котором звучало разочарование. — Понимаю, что в нынешнем политическом климате это существенные недостатки, но здравомыслие и порядочность нужно отстаивать. Двигаться от тьмы к свету. Мейнард Биггс — шаг в верном направлении, а Делл Бекерт — нет!

Гурни поразила внезапная злость, проступившая в голосе настоятеля.

— Вы не расцениваете заявление Бекерта об отставке как уход из общественной жизни?

— Ха! Мир был бы несказанно счастлив! Похоже, вы не в курсе последних новостей.

— Каких?

— Одна контора, организовавшая экспресс-опрос при поддержке RAM-TV, спросила зарегистрированных избирателей, за кого они скорее проголосовали бы в гипотетическом поединке Бекерта с Биггсом. Статистическая ничья — пугающий результат, учитывая, что Бекерт официально даже не участвует в гонке.

— Говорите так, будто у вас с ним были неприятные встречи.

— Лично — нет. Но я слышал страшные истории.

— Какого рода?

Кулидж, казалось, тщательно подбирал слова.

— У него двойные стандарты в оценке преступного поведения. Преступления, совершённые по страсти, слабости, зависимости, из-за лишений и несправедливости, — караются сурово, часто с применением насилия. Зато преступления, совершённые полицейскими во имя поддержания «порядка», игнорируются и даже поощряются.

— Например?

— Ничего необычного в том, что представитель меньшинства, посмевший возразить полицейскому, получает арест за «домогательства», сидит неделями, если не может внести залог, или его избивают до полусмерти за малейшее сопротивление. А вот полицейскому, вступившему в конфронтацию и в итоге убившему бездомного наркомана, не бывает ровно никаких последствий. Я имею в виду — никаких. Проявите человеческую слабость, которая Бекерту не по нраву, — и вас раздавят. Но наденьте значок и застрелите кого-нибудь на остановке — и вас едва ли спросят. Такова мерзкая — осмелюсь сказать, фашистская — культура, которую Бекерт внедрил в наше полицейское управление, которое, похоже, считает личной армией.

Гурни задумчиво кивнул. При иных обстоятельствах он, возможно, воздал бы должное обобщениям Кулиджа, но сейчас его занимали другие приоритеты.

— Вы знаете Кори Пейна?

Кулидж колебался.

— Да. Знаю.

— Вы знали, что он сын Бекерта?

— С чего бы?

— Это вам виднее.

Лицо Кулиджа стало жёстким.

— Звучит как обвинение.

— Простите. Просто пытаюсь узнать как можно больше. Что вы думаете о Пейне?

— Тем, кто занимается моей работой, доводится выслушивать тысячи признаний. Признаний на все мыслимые темы. Люди выворачивают душу. Мысли. Мотивы. С годами такого опыта набирается достаточно, чтобы научиться разбираться в людях. И вот что скажу: предположение, будто Кори Пэйн убил двух полицейских, — чепуха. О Кори много болтают. Злой,