Читать книгу - "Манас великодушный - Семен Израилевич Липкин"

что киргизы — народ, знающий дело войны. Они, возьми их шайтан, в бою забывают о ценности жизни. Где же Конурбай? Почему он скрывается? С виду он сокрушитель, а каков на деле?

А Конурбай в это время приближался к передним рядам войска. Искуснейший знахарь, прогнав лекаря, исцелил его от раны. Конурбаю казалось, что вместе с тяжелой болью исчез его страх перед двумя людьми на земле — перед Манасом и Алмамбетом. Бодро скакал он на своем Алкаре, на этом вихре-бегунце, и, видя его, знатные ратники говорили:

— Вот он, Конурбай, гордость сорокаханной державы, смерть проклятых киргизов!

Увидел его и Манас, глядя в увеличительное стекло, добытое Сыргаком. Душа Манаса загорелась. Конурбай был тем, с кем он жаждал встречи на поле боя. Он сказал Алмамбету:

— Будь мне больше чем брат: уступи мне Конурбая. Вот он скачет, как человек, решившийся бороться с врагом.

Алмамбет заколебался, не зная, как ответить. Но разве мог он отказать Манасу, который был ему больше чем брат? Вот и поскакал Манас навстречу Конурбаю, а чтобы напасть на врага неожиданно, решил он броситься в реку и, выйдя из нее, отрезать Конурбая от миллионного войска. Не подумал Манас о том, что Светлосаврасый вспотел на поле боя. Как только потный скакун вступил в реку, его схватила судорога, живот раздулся, как шар, конь обессилел. Манас не успел выбраться на берег, его опередил Конурбай. Широкосапогий богатырь мчался, целясь пикой в межбровье Манаса. Но Манас вытянулся на хребте коня в струну и ухватился за острие Конурбаевой пики.

Воины замерли, следя за поединком. У Конурбая в руках древко, у Манаса — острие, Конурбай — на берегу, Манас — в воде, и оба они связаны одной пикой, одной ненавистью. Тут Конурбай крикнул своим:

— Воины! Входите в реку! Возьмите Манаса в кольцо!

Тысяча вражеских всадников ринулась в реку. Смерть уже говорила с Манасом на своем языке, леденящем душу. Это понял Алмамбет. С копьем в руке поскакал он на помощь Манасу. Конурбай почувствовал, как храбрость покидает его: он не мог видеть перед собой Манаса и Алмамбета вместе и, выпустив пику из рук, удрал к своему войску. Алмамбет, приподняв древко, ухватился за него и вытащил Манаса на берег. Манас хотел поблагодарить его, но увидел, что Алмамбет сложил свои ладони чашей, как бы для молитвы, и, глядя на маленький серый камешек, произносит странные слова:

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

Началом Великим

Заклинаю тебя!

Огнем светлоликим

Заклинаю тебя!

Водою свободной

Заклинаю тебя!

Овцой Первородной

Заклинаю тебя!

Пусть настанет зимний день,

Реку в твердый лед одень!

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

И вдруг ударил крепкий мороз, вода реки превратилась в лед, и под этим льдом оказались тысяча всадников, ринувшихся в реку по приказу Конурбая. Миллионное войско дрогнуло и побежало. Напрасно Конурбай призывал его остановиться, напрасно грозил и упрашивал, напрасно его дружинники наступали на киргизов, напрасно дымно сверкали фитили, а порох выедал глаза, напрасно киргизы падали мертвыми от вражеских стрел, ядер и пуль, напрасно лицо земли было в крови, а лицо неба в пыли, напрасно храбрые и разумные из числа дружинников Конурбая упрекали слабых и трусливых, — миллионное войско бежало, крича в ужасе: «Та-тай! Татай!» Земля вставала на дыбы, время мчалось быстрее коней, храбрый оказывался в гуще трусливых и уже другой храбрец призывал его, как труса, остановиться, а войско все бежало и бежало, топча на пути слабых и сильных, смелых и робких, пока замыкающий отряд, ставший теперь головным, не увидел стены Железной Столицы.

Киргизы преследовали противников с упоением. Всадник слился с конем, конь — с воздухом. Не хватало дыхания. Казалось, чтобы надышаться вдоволь, надо скакать вперед и вперед. Иногда на киргизской пике взлетала чья-то голова с открытыми еще глазами, блестящими от ожидания смерти, и пропадала в людской гуще.

Манас мчался, рубя мечом дружинников Конурбая, верных до конца Широкосапогому. Имя Манаса, ставшее кличем, звенело у Конурбая в ушах. Вдруг Алмамбет, скакавший рядом с Манасом, оглянулся и сказал ему:

— Посмотри, Манас, что у нас за спиной!

Манас повернул голову. Он увидел огромное войско. Это было второе миллионное войско Конурбая.

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

Вступление в железную столицу

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

Племя мое ты истреблял,

Землю мою ты оскорблял.

Город врага, пал ты во прах.

Я — твой судья с правдой в глазах!

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

Второе войско возглавлял некий воин, по имени Мады, хан племени солонов. Он был рожден в ханстве одноглазых исполинов. Семь мудрецов Китая обучали его человеческой речи. Его единственное око мерцало, как пламя, на широком лбу цвета ржавого железа. Был он так огромен, что не нашлось для него в Китае коня, и сидел он, одноокий, верхом на однорогом бугае, чья пасть извергала пламя, чьи ноги мчались, как степной ветер.

Войско Мады было собрано из разных ханств. Были здесь и кинжалорукие, и медноногие, и одноглазые, и обычные люди, которых согнали силой, и все эти воины говорили на разных языках, не понимая друг друга. Возделыватели земли избегали верблюдопасов из окраинных ханств, от которых дурно пахло, а те и другие с презрением смотрели на жителей диких островов, питавшихся падалью. Мады вел их в обход киргизского войска по горным тропам, на которых кружилась голова, и люди мечтали о широкой степной дороге. Когда же они спустились в долину, они увидели только спины скачущих киргизов. Они поняли, что главное войско Конурбая обратилось в бегство, преследуемое киргизами, и сразу потеряли вкус к битве. Многие прыгали в степные овраги, чтобы дать войску пройти над собой, а потом удрать. Но еще больше было таких, которые слепо верили в силу своего предводителя. Они говорили тем, кто готов был дрогнуть:

— Нет в мире богатыря, чья мощь поспорит с мощью нашего Мады. Вот увидите, что он одолеет своего противника в единоборстве и киргизы побегут в страхе, а так как бежать им некуда, ибо они зажаты между нами и стенами Железной Столицы, то каждый из нас получит раба!

Мады приказал своему войску остановиться. Конурбай, видя, что первое войско уже погибло для боя, присоединился во главе собственной дружины к войску Мады. Его примеру последовал Незкара во главе двенадцати