Читать книгу - "В лучах эксцентрики - Иван Дмитриевич Фролов"

раньше и не очень благоприятно сказывались на результате. Отсутствие ярких достижений в актерских работах с лихвой компенсируется отточенным ритмом, новыми в творчестве режиссера красками и множеством смешных и острых находок. В комедии жестче критика, богаче лирическая линия, больше свободы и самостоятельности в авторской позиции, что дает возможность сделать более глубокие и сложные умозаключения. Лента щедрее и разнообразнее предыдущих по интонационному звучанию. В общем, она позволяет сказать: есть еще порох в пороховницах! Надеюсь, что новая картина доставит зрителям немало приятных, радостных минут. А разве не этим определяются главные достоинства эксцентрической комедии?!

А самое главное, она напоминает о том, что юмор, даже будучи фактором биологического оптимизма,— это не только эмоциональная категория. «Юмор — это, в конце концов, разум»,— сказал французский писатель Жюль Ренар. «Смех лучше любой печали делает нас рассудительными»,— считал Лессинг.

Если от эмоционального восприятия перейти к интеллектуальному осмыслению содержания комедии, то этот предельно веселый жанр предстанет перед нами далеко не в радостном, а, скорее, в грустном свете, ибо заключает в себе не очень оптимистические выводы о перестройке и кооперации. Да, перестройка — процесс архисложный, проходящий с множеством неизбежных извращений и нежелательных наслоений. Новые формы хозяйствования пробивают себе дорогу с трудом, сквозь запруду из вчерашних предписаний и циркуляров и из чиновников застойной закваски.

Решив перейти к новым производственным отношениям с рыночным саморегулятором, мы, естественно, начали перенимать основы нового хозяйствования в Западных странах, где они показали себя с самой лучшей стороны. Однако оказалось, что мы охотнее перенимаем негативные стороны, наслоения на эти полезные в принципе формы хозяйствования. И сами оказались гораздыми на выдумку, используя наш всеобщий дефицит в качестве союзника для превращения кооперативных форм главным образом в средство наживы. Наживы любым способом! Здесь и выпуск недоброкачественной продукции, и прямой обман, и взвинчивание цен, и, наконец, использование кооперативов для прикрытия криминальных дел, таких, как различные формы вымогательства и шантажа.

Если же кто-то, подобно Дмитрию Пузыреву, приходит к новым производственным формам с благородными намерениями — честно потрудиться,— нередко у них не хватает не только профессиональных знаний и опыта, но, бывает, нет даже элементарного представления об особенностях кооперативных и индивидуальных форм трудовой деятельности. И если они все же добиваются кое-какого успеха, то не благодаря умению, а вопреки ему, проявляя неиссякаемую настойчивость и долготерпение.

Если же учесть, что мы находимся лишь в самом начале перевода экономики на кооперативные и рыночные рельсы и что впереди нас ждет более тяжелый путь к цивилизованному кооперативному обществу с не менее изысканными и сложными извращениями, то картина получается не только не комедийная, а, скорее, драматическая. Но именно обо всем этом безрадостном поведала нам новая эксцентрическая лента Гайдая. И именно в это критической направленности просматривается ее общественна польза.

ГАЙДАЙ — ВСЕГДА ГАЙДАЙ

Подводя итоги, нельзя не признать, что творчество Гайдая — важный этап в развитии советской кинокомедии. Режиссер вернул заштампованному, закомплексованному и зашедшему в тупик комедийному жанру главные его достоинства — непосредственность и веселье, и таким образом проложил дорогу другим режиссерам к созданию более содержательных и социально значимых кинокомедий.

Отсутствие глубоких общественных проблем в комедиях по оригинальным сценариям Гайдай пытался восполнить рядом экранизаций русской, советской и зарубежной классики. Но, оставаясь верным своей музе, режиссер и эти фильмы обильно наполнял трюками, гэгами и забавными аттракционами, которые придавали комедиям легкость и веселье.

Неудивительно, что, отказавшись после «Кавказской пленницы» от явных масок, Гайдай на всем протяжении своего творчества в какой-то мере сохраняет приверженность к маскам скрытым.

Вицин всегда Вицин, какие бы роли он ни играл. Не являясь актером перевоплощения, он в разных образах выставляет перед нами один и тот же тип: мелкого мошенника, неудачника, алкоголика. То же самое можно сказать и о Юрии Никулине.

Вспомним хотя бы пробы Гайдая актеров на роль Кенонена в комедии «За спичками». Как старательно уходит режиссер от всего глубокого, содержательного и как сохраняет верность привычным, нелепым недотепам. Во всем творчестве Гайдая можно усмотреть приверженность к проверенному, знакомому и облегченному и нежелание открывать своими типами что-то новое, неизведанное.

Особенности комедийного дарования Гайдая заключаются в том, что в искусстве, как и в жизни, о проблемах он говорит легко, как бы не всерьез. В его руках даже классические сатирические произведения, начиненные многообразием комических трюков, обретают истинную комедийную легкость и искрометную веселость. Сравним, например, «Двенадцать стульев» Гайдая с глубокой, но малосмешной инсценировкой М. Швейцера «Золотой теленок». Произведения Булгакова, Зощенко, Ильфа и Петрова, Гоголя, то есть произведения с самым разным эмоционально-смысловым звучанием, Гайдай умеет переинтонировать на свой лад, делает их по-гайдаевски занимательными и вызывающими всеобщий смех, который остается при этом социальным фактором. В массовом искусстве кино режиссер делает комедии самым массовым жанром.

Мир комедий Гайдая — это особенный мир, живущий по своим законам, которые находятся в сложной диалектической связи с нормами и законами жизни. Этот радостный комедийный мир по сути очищен от вражды, грязи, жестокости... Скорее он справедлив, добр, и, если хотите, даже сентиментален. Эта сентиментальность счастливых, благополучных исходов, то есть в несгибаемой вере авторов и режиссера в торжество положительного начала над отрицательным, добра над злом. Эта сентиментальность — непосредственно в веселых похождениях трех прохвостов-недотеп, которым никак не удается довести до конца свои пакостные намерения.

Гайдаевские проходимцы не вызывают в сердцах зрителей резкого осуждения. Они по-комедийному нелепы, забавны, а главное, неумны. А отсюда не только не опасны — даже безобидны. Их может провести любой молодой человек, вроде Шурика, или молодая девушка. Более того, в результате неумелых и нерасторопных действий они наказывают сами себя.

Таким образом зло у Гайдая как бы дистиллированно, оно не разрушительно, а скорее созидательно, поскольку вселяет веру в неизбежность саморазоблачения и своего краха. Происходит своего рода очищение смехом.

Положительное начало в комедиях, наоборот, активно, действенно. Это не трусливые прохожие, стыдливо спешащие мимо бесчинствующих хулиганов, как это показывают некоторые наши художественные и документальные фильмы. Положительный герой у Гайдая создан по нормам, в составлении которых не так давно (в период бесконфликтности и малокартинья) упражнялись наши критики. Эти герои активны, наступательны и по всем статьям превосходят зло.

Нужно сказать, что Гайдай в совершенстве владеет всем разнообразием комедийных кинематографических средств: режиссерских, актерских, операторских, музыкальных. Причем выразительные средства в его комедиях не просто строительный материал (форма любого произведения искусства содержательна) — эти средства становятся идейным фактором в большей степени, чем в иных фильмах. Потому что они влияют на сверхзадачу, то есть несут радостное, жизнеутверждающее начало