Читать книгу - "Император Наполеон - Николай Алексеевич Троицкий"

императором, он не переставал думать о своём наследнике. Кто им будет? Где его найти? Жозефина по возрасту (ей было уже за 40) и состоянию здоровья не могла иметь от него детей. Её сын от первого мужа, виконта Бурбонов и генерала революции, Евгений Богарне был усыновлён Наполеоном, но к роли престолонаследника династии Бонапартов не подходил по крови. Наполеон уже решил было сделать своим наследником родившегося в 1802 г. сына Людовика Бонапарта и Гортензии Богарне (короля и королевы Голландии), но этот прелестный ребёнок, по имени тоже Наполеон (он мог бы стать Наполеоном II!), любимец императора, неожиданно умер 5 мая[711] 1807 г. от крупа, не дожив и до пяти лет. К тому времени Наполеон уже знал, что он может быть отцом (13 декабря 1806 г фрейлина его двора Элеонора Денюэль родила от него сына Леона — будущего графа Второй империи). Так перед ним встал вопрос о разводе с Жозефиной.

Всё толкало Наполеона к разводу — и желание иметь наследника, и происки всех Бонапартов во главе с «мамой Летицией», подстрекавших его «бросить старуху» (Жозефину), и, наконец, дважды пережитая им в 1809 г. угроза гибели. Весной, когда при штурме Регенсбурга Наполеон был ранен австрийской пулей, он подумал, что, будь этот выстрел точнее, его империя осталась бы не только без государя, но и без наследника, а вскоре после австрийской пули, осенью, роковым для него мог стать нож Фридриха Штапса. Когда же, той осенью, он узнал, что ждёт от него ребёнка Мария Валевская, рассеялись последние сомнения в способности стать отцом.

События 1809 г. положили конец двухлетним колебаниям Наполеона. Он давно уже обсуждал с близкими людьми и процедуру развода, и кандидатуры невест, из которых мог бы выбрать вторую жену, но всё время откладывал решающее объяснение с Жозефиной, жалея не только её, но и себя. «Ведь она почти 15 лет украшала мою жизнь!» — восклицал он в разговоре с архиканцлером Ж.Ж.Р. Камбасересом[712]. Наконец, 30 ноября 1809 г. неизбежное свершилось[713].

В тот вечер императорская чета допивала послеобеденный кофе, когда Наполеон сделал знак прислуге, а также префекту дворца Тюильри барону Л.Ф. Боссе и камердинеру Констану, чтобы они оставили его наедине с Жозефиной. Когда все вышли, он сообщил Жозефине, что акт об их разводе будет подписан 15 декабря. Жозефина, хотя и давно ждала этого приговора, не могла сдержать рыданий. Наполеон, сам едва не разрыдавшийся, стал внушать ей: «Не пытайся меня разжалобить. Я люблю тебя по-прежнему, но у политики нет сердца — у неё только голова». Через считаные минуты Боссе, оставшийся поблизости, услышал душераздирающий крик в покоях императора. Дверь распахнулась, и на пороге появился Наполеон, смертельно бледный, не похожий на себя; его била дрожь. «Боссе, зайдите!» — позвал он. Префект поспешил в комнату и увидел там, что Жозефина лежит на ковре в нервном стрессе. С помощью императора Боссе отнёс императрицу в её спальню. Наполеон вызвал к ней Корвизара и её дочь Гортензию, а сам всю ночь ежеминутно справлялся о ней, пока его не успокоили: стресс остался без последствий.

15 декабря в тронном зале Тюильри собрались все члены императорской фамилии (кроме Жозефа Бонапарта, который не смог отлучиться из Испании), Евгений и Гортензия Богарне и высшие сановники империи. Жозефина немного задержалась. «В ожидании «приговорённой» Бонапарты ликуют. Члены семьи Богарне с трудом сдерживают слёзы», — констатирует Андре Кастело. Но на этот раз Жозефина смогла взять себя в руки и по окончании процедуры бракоразводного процесса, которую провели Камбасерес и государственный секретарь Реньо де Сен-Жан д'Анжели, внешне спокойно, с достоинством, подписала вслед за Наполеоном соответствующий акт. По условиям акта Жозефина сохранила ранг и прерогативы императрицы. Ей были предоставлены дворцы на Елисейских полях и в Мальмезоне и назначена ежегодная субсидия в 3 млн франков. Она только перестала быть женой Наполеона. «Две императрицы, не считая государыни-матери: возможно ли это? — задавался таким вопросом А.3. Манфред и сам отвечал на него: — Наполеон уже давно разъяснил, что слово «невозможно» для него не существует»[714].

На следующий же день Жозефина со всем штатом своей прислуги отбыла в Мальмезон — дворец в пригороде Парижа, где она проведёт почти безвыездно все оставшиеся 4.5 года своей жизни. Наполеон к концу того же дня навестил её, чтобы убедиться, всё ли возможное сделано для её удобств. Он был с нею нежен и расстроен, а вернувшись к себе в Тюильри, тут же отправил ей письмо, которое она успела прочесть перед сном: «Друг мой, сегодня я застал тебя более слабой, чем следует быть. Не поддавайся меланхолии. Береги своё здоровье, которое мне так дорого. Если ты меня любишь, покажи, что ты сильна и всем довольна. Не сомневайся в моей нежной дружбе и не думай, что я могу быть счастлив, если ты несчастна. Мне было очень грустно, когда я вернулся в Тюильри, — огромный замок казался мне таким пустым, а я чувствовал себя таким одиноким… Прощай, дорогой мой дружок, спи крепко и помни о том, что я тебе этого желаю»[715].

Вот теперь Наполеон мог выбрать себе невесту. «Тут, — пишет о нём Е.В. Тарле, — ход его мыслей оказался крайне быстр и вполне ясен <…>. На свете, кроме великой Французской империи, есть три великие державы, о которых стоит ещё говорить: Англия, Россия и Австрия. Но с Англией — война не на жизнь, а на смерть. Остаются Россия и Австрия. Россия, бесспорно, сильнее Австрии <…>. Значит, нужно начинать с России»[716]. Однако Евгений Викторович здесь несколько упрощает суть дела. Ведь Романовы были не просто сильнее австрийских Габсбургов (и, кстати, прусских Гогенцоллернов), а ближе к Бонапартам как союзники, причём их союз уже был подкреплён двумя браками: в 1806 г. племянница Жозефины Стефания Богарне вышла замуж за наследного принца Баденского, брата жены Александра I Елизаветы Алексеевны (Александр в Эрфурте ухаживал за Стефанией), а в 1807 г. Жером Бонапарт женился на принцессе Екатерине Вюртембергской, двоюродной сестре Александра. Наполеон и Александр обменялись тогда по этому случаю поздравлениями.

Решение Наполеона породниться с Романовыми или Габсбургами толковалось по-разному. Многие авторитеты — от К. Маркса до А.3. Манфреда — восприняли его как «династическое безумие», ослепление разума[717]. В.Г. Белинский же усмотрел в нём «мысль гениальную, свойственную только великому человеку, глубоко понимавшему законы разумной действительности», а именно «что этот брак набросит на него в глазах царей и народов, современников