Читать книгу - "Донбасс – сердце России - Олег Витальевич Измайлов"

Два символа — в истории, и в камне

Так уж получилось, что более всего память Артёма была увековечена в Донбассе. Старинный купеческий уездный городок Бахмут переименовали в Артемовск, в соседней Луганской области есть еще один с таким названием. Главная улица Донецка до сих пор носит имя пламенного революционера. Украинствующие партийцы взяли свое. И Украинский музыкально-драматический театр в Донецке был назван именем Артёма, а две из четырех книг об Артёме написаны харьковским писателем Полонским на украинском языке.

Лет пять или шесть назад австралийский писатель Томас Кинелли, написавший «Ковчег Шиндлера», по которому поставлен знаменитый фильм, написал роман «Народный поезд», основанный на фактах биографии Артёма.

Правда, говорят, изобразил он его не вполне исторично.

И все-таки странным образом образ Артёма, его дело живет не в литературных произведениях и не в народных сказаниях, а в камне. Речь, понятно, идет о знаменитом нашем памятнике Артёму в Святых горах.

Памятников Артёму поставлено было немного, один из них украинские националисты уже свалили в Кривом Роге, второй — в Харькове. Удивительно, что жив тот, что в Артемовске. Судьба его не может не тревожить, тем более что первый, самый первый монумент Артёма в Артемовске был взорван немцами во время ВОВ. Он, как и святогорский, был делом рук одного из самых известных киевских скульпторов Ивана Кавалеридзе.

Я уверен, что Кавалеридзе был влюблен в образ Артёма, возможно, он соотносил свой ментальный облик с артемовским, ему импонировали необычайные романтические факты биографии знаменитого большевика. Он считал его частью созидающей силы, как и себя самого. Тот памятник Артёму, который был поставлен в Бахмуте, не мог бы стоять в Донецке с его безупречно советским обликом. Вот представьте себе 15 метров постамента (почти высота фигур монумента «Твоим освободителям, Донбасс») и 15 метров сам Артём. И все это на месте нынешнего Артёма — нонсенс. Тот, что был поставлен в 1967 году, гармоничен для своего места. Что касается вопросов о нехорошем пальце, выглядывающем не так, как надо, при определенном взгляде на монумент, то никакой антисоветчины. Все просто — скульптор Костин делал памятник в соавторстве с женой, она у него отвечала за изготовление мелких деталей, он не досмотрел, в мастерской было тесно, турели не было, чтобы повернуть скульптуру, вот и вышел казус. Но в целом памятник вполне себе пролетарский и вряд ли можно было бы сделать лучший для коммуниста Артёма.

Два Артёма поднялись над Донбассом и еще долго будут и его ориентирами, и его символами.

Первый — исторический образ народного гения, показавшего своей короткой жизнью возможность реального воплощения и равенства, и братства, и приближения к старинному крестьянскому православному идеалу — царству божию на земле.

Второй — образ в камне, овеществленный образ силы духа свободного человека. Он прекрасен, и он вечен.

Донбасс между войнами

Если по правильному, по серьезному, то описывать дела и даты Донбасса надобно исключительно в советском стиле — скупо, но пафосно, обильно поливая справку цифрами производственных успехов и достижений передовиков. Но сдается мне, что так уж в свое время перестарались у нас с этим, что и не понять теперь, когда можно будет вернуться к этой манере изложения материала. Да, можно бы рассказать о пьянстве Стаханова, о том, как его последователь на транспорте (славянский машинист Петр Кривонос), несмотря на молодость, был определен в главные стахановцы в своей профессии, хотя до этого назначен был лиманский механик Шулипа, да «наверху» фамилия его не понравилась. То ли дело — Кривонос! Можно было бы привести не так давно опубликованные разговоры по ВЧ-связи, в которых летом 1942 года нарком Каганович такими страшными матами кроет этого самого Кривоноса, прыгнувшего к тому времени из будки паровозного машиниста в кресло начальника Северо-Донецкой дороги. Но это все, граждане, не интересно, почти не интересно. Нельзя же, ей богу, все время о выдающемся и выдающихся. Жизнь ведь текла и внизу, да еще как текла!

Чтобы представить себе, что происходило в главном городе Донбасса, надо читать прессу того времени. Например, газету «Диктатура труда».

В те далекие и кажущиеся сегодня нелепыми и смешными года, когда суровый взгляд, пламенная фраза и мозоли на руках ценились превыше всего, трудно себе представить какой-либо иной вид деятельности, кроме трудовой. Эпоха первой пятилетки мало располагала к сантиментам. Столь же мало она казалась пригодной для развития социальной и культурной сферы. И все же, и все же…

Не сталью единой

Люди остаются людьми, им всегда хочется развлечься. В конце 20х годов в Сталино функционировали два кинотеатра, судя по всему, активно посещаемые молодежью. Судить об этом можно хотя бы из репертуара, публиковавшегося в окружной сталинской газете «Диктатура труда». Вы думаете, что предлагали «Броненосец «Потемкин»? Глубоко ошибаетесь. Вот, к примеру, объявление начала сентября 1929 года: «3,4,5 сентября — захватывающий боевик с участием Дугласа Фернбенкса «Багдадский вор». «Боевик»? — А мы-то думали, что это слово из современного словаря… Идущая на закат к тому времени эра немого кино дала огромное количество высококачественных кинокартин, родиной которых была Германия — кинематографическая Мекка того времени. Наши предки имели счастливую возможность знакомиться со многими этими шедеврами. Во всяком случае, имена Вернера Крауса и Иды Ворт были хорошо известны завсегдатаям кинотеатров «Червоный» и «ВУФК». Днем сталинская молодежь плавила сталь, рубила уголек, участвовала в комсомольских «кавалерийских налетах» на бюрократов, боролась с неграмотностью и религиозными пережитками, а вечером шла в кино, где, лузгая семечки и нещадно дымя папиросами, жадно вглядывалась в мелодрамы и боевики из нездешней жизни. И одному богу известно, какие мысли рождались в горячих головах, какие грезы владели молодыми сердцами.

В реальной жизни было, конечно, не до грез. Безработица — следствие разрушенной экономики — все еще владела Донбассом. Тысячи людей числились на бирже труда, и страсти по трудоустройству кипели и в быту, и на страницах газет. «Потребовался конторщик в расчетный отдел Красногоровского завода. Так вот, вместо того, чтобы взять безработного с биржи, взяли гражданку Болтенко, муж которой инженер и зарабатывает 300 рублей», — ябедничал рабкор «Диктатуры труда».

Как и сегодня, в 1929 году для того, чтобы получить работу, надо было иметь образование. Хотя бы самое элементарное. Те, кто пошел в школы разных ступеней в 1922–1925 гг., уже имели приличные знания. Но тысячи и тысячи сталинцев оставались просто безграмотными. Неудивительно, что борьба за всеобщую грамотность приобрела в те годы характер очередной кампании,