Читать книгу - "Заходер и все-все-все… - Галина Сергеевна Заходер"

Но главное мое увлечение было впереди. Забросив все предыдущие, в середине восьмидесятых годов я начала шить ковры из лоскутков, от которых перешла к лоскутным картинам. И снова — покупка специальной машинки, ножниц, ниток, разнообразного материала, — лишь бы у меня было все в достатке, даже в избытке, для работы. Каждую новую картину Борис ожидал с интересом, хотел наблюдать этапы работы, хотя мне подчас не хотелось показывать неоконченное. Непременно посещал мои выставки. Написал предисловие к каталогу выставки, которая прошла в 1992 году в Пущине.

Не могу удержаться, чтобы не процитировать его слова о моих работах:

Оказывается, лоскутки могут многое: могут рассказать биографию художницы — с того самого момента, когда стилизованный аист приносит сверток с младенцем («Начало»), поведать о ее военном детстве (на мой взгляд, «Война» — одна из самых удачных работ: в зимнем небе удаляется самолет, а на заснеженном деревенском дворике осталась «раненая» снежная баба и валяются ярко-алые детские варежки).

И небанально говорить о любви — от «Любит — не любит» (с огромной ромашки обрывает невидимая рука лепестки) до «Любит» (сушится мужское белье на веревках, натянутых между деревьями)… И выразить поэтические или философские раздумья.

Вот «Время», где в песочных часах рассыпаются в прах, утекают материки Земли.

«Природа и мы» — бабочка, цепью прикованная к огромному ржавому замку…

«Последняя дверь» — отороченный огненно-красным черный квадрат. Зев печи крематория? Быть может.

А за ней — «Душа»: бархатно-черная ласточка, взмывающая в темное вечернее небо…

О технике забываешь, погружаясь в созданный художницей мир. И только радуешься тому, как фактура, материал становятся средством выразительности, словно рожденным вместе с замыслом именно этой картины, именно этого сюжета.

Так работает сверкающий белый с серебром трикотаж в «Войне», создавая пронзительное ощущение снега — такого, какой бывает только в детстве.

Подлинная цепочка — в картине «Природа и мы», подчеркивающая трепетную легкость, беспомощность прикованного мотылька…

Или старинные «бабушкины кружева» в полной изящества и ностальгии работе «Новейшiя моды 1903 года», воскрешающей молодость наших бабушек…

И тут хочется сказать два слова о том, о чем ныне, кажется, не принято говорить, — о ремесле. Во всех работах поражает уровень ремесла. Тщательность. Отделка. На ковер идет несколько тысяч лоскутков. И нигде ни одного кривого, небрежного стежка. Что это — трудолюбие, прилежание? Думается, нечто большее…

Что было для меня самой большой похвалой — он попросил украсить моими картинами нашу гостиную. Сама бы я не решилась. У нас не висело ни одной картины до этого. Разве что только икона Иоанна Богослова у него в кабинете да несколько икон моего детства — из дома бабушки.

Заходер придумал темы картин для любимого им игрушечного персонажа, назвав всю серию «Кое-что из частной жизни Матрешки».

Ванька-Встанька и Матрешка — два великих создания русского народа: символ его вечного материнства и его неистребимой жизненности, причем и к тому и к другому свойству человека относятся с большим юмором. (Из рабочей тетради Заходера.)

Серия начинается сценкой «Пылкий поклонник»: возле плетня — Снеговик с букетом-метлой, завернутым в целлофан, и Матрешка. «Любовный треугольник» — в качестве второго поклонника появился Ванька-Встанька с гармошкой в руках.

«Восемь девок — один я» — изображено семейство Матрешки и Ваньки-Встаньки, и каждый занят своим делом: Матрешка нянчит очередную дочку, дочки разного возраста, каждая в соответствии с ним ведет хозяйство, а глава семейства по-прежнему играет на гармошке. Как и во всяком почтенном семействе, имеется у них «Генеалогическое древо».

Еще тема — «таз», то есть нижняя часть этой несущей полезную информацию разъемной игрушки. Воистину — символ вечной женственности, неиссякаемого жизнелюбия и находчивости. Ведь таз — это и то, откуда по законам природы рождается потомство, но также — полезный в хозяйстве предмет, когда в нем же можно искупать дочку.

«Прогулка» — встреча Матрешки, обремененной своим потомством, с традиционной дымковской дамой в кринолине с собачкой на руках. Завершает серию «Святая Матрена». Возможно, спорное решение темы, но уж очень соблазнительно изобразить ее с нимбом.

Это была последняя серия работ в жанре «лоскутной пластики». У меня прошло семь выставок разного масштаба. К моменту, когда моя коллекция составила более 70 картин, наступил перерыв, который плавно перешел в занятие фотографией.

Я до сих пор так и не поняла, какое из моих увлечений или занятий было главным. Мне кажется, что я себя не нашла — слишком разбрасывалась. Но в момент увлечения — это и являлось главным. Одно утешает: Борис, наблюдая за мной во время работы, называл меня «Универсальный инструмент ГС», а другим обо мне говорил: «Галя — удивительно гармоничный человек». Именно эту фразу Боря произнес в наше последнее застолье, провозгласив тост в мою честь. Возможно, именно эта «гармоничность» и помешала мне стать чем-то конкретным — модельером, профессиональным художником или известным фотографом.

Но, по всеобщему признанию, я все-таки нашла себя по-настоящему в одном, очень важном для жизни деле — я стала неплохой женой. Об этом говорит моя картина «Любит». (Сушится мужское белье.) Ее упоминает Борис в предисловии к моему каталогу.

Боря, увидав, что я потеряла интерес к своему лоскутному увлечению, подарил мне фотокамеру. С безошибочным чутьем он понял, что я нуждаюсь в переходе к другой технике, чтобы полнее выразить мое зрительное и чувственное отношение к окружающему миру. И этот мир оказался всего лишь моей, нашей с ним деревенькой. (Помните эпиграф? Когда б не этот маленький мирок, мир для меня бы не был так широк.)

Да, это мир деревни Комаровка — с домиками, пришедшими из прошлого века (теперь уже — позапрошлого), с покосившимися заборами на берегу Клязьмы, с ее крутыми берегами, с выводками диких уток по весне, с водяными крысами. (Любя и жалея, Боря называл эту речушку «Клизьмой».) Я родилась в старинном городе Коврове на Владимирщине, и мое детство прошло все на той же вездесущей Клязьме.

Судьба словно ведет меня за руку по берегам этой реки. Мой предок, да уж и не столь отдаленный — родной дедушка Александр Георгиевич Треумов — прямой потомок почетного рода города Коврова. Таким образом, я правнучка одного из владельцев прядильно-ткацкой фабрики, которая, несмотря на переименование, в народе до сих пор так и называется Треумовской. Сам город Ковров оказал на мое творческое и нравственное воспитание огромное влияние. Как могло пройти бесследно детство, проведенное в большом доме, где