Читать книгу - "Русская жизнь-цитаты"

царя Алексей Михайловича – Федора, Ивана, Софьи и Петра. Это он советовал царю “взыскати премудрости”, умножать образование, без него – как знать – и Петр, возможно, не задумался бы о своих преобразованиях. И в Киево-Могилянскую коллегию, где учился Полоцкий, летят наши ракеты, и в поэта Сильвестра Медведева, его талантливого ученика, и во всех тех польских гуманистов, писателей, поэтов, философов, богословов, без которых русская словесность была бы какой-то другой, и Гоголь был бы другой, и Пушкин – да и был бы?  Именно это – фундамент золотого века русской культуры – взрывает и корежит ""Ликвидация-2"". Именно этот фундамент стал нежелателен варварской российской власти, а не ""Дождь"" или ""Важные истории"". Именно поэтому буквально вчера на Левашовском кладбище в Петербурге исчез мемориал репрессированным полякам. Нет, конечно, когда у власти давно и безраздельно чекисты, им поперек горла любая память о репрессиях, вот и таблички ""Последнего адреса"", сделанные уж точно на народные деньги, соскребаются под шумок со стен, чтобы нельзя было прочесть, что отсюда, из этого дома черный воронок забрал когда-то недобрым ранним утром жильца – и этот жилец больше никогда не вернулся.  Память – враг российской власти, но все же из всех мемориалов бывшего расстрельного полигона, Левашовской пустоши, из всех знаков, стоящих над массовыми захоронениями, был уничтожен именно памятник убитым полякам – крест срезали до бетонного основания. Ну, то, что они без креста, это давно понятно, раз уж священников лишают сана за слово ""мир"" в молитве. И то, что воры, – тоже понятно, вот и памятник выкорчевали по-воровски, втихаря, вероятно, ночью – и место залили бетоном, дескать ничего тут нет и никогда не было. Большой террор когда-то, между прочим, тоже начинался с польской операции – но это так, к слову.  А Одесса, которую российские войска разрушают сегодня, – это же маленький вавилон: русские, греки, евреи, украинцы, поляки, армяне, болгары, молдаване, белоруссы – это в их наследие, в их память летят сейчас наши ракеты. В наследие ЮНЕСКО, между прочим, если говорить о центре города, – но генералам эти глупости нипочем. Они не проходили в своих генеральских академиях ни про какое наследие... Как же я мечтаю о том времени, когда ни один офицер не получит своего диплома, не проведя сотни часов в лучших музеях и не зарубив на носу, что как только его солдаты хоть поцарапают какой-нибудь памятник, даже самый маленький, вот как Чижик на Фонтанке, он в тот же миг перестанет быть офицером и пойдет укладывать асфальт. Привет Рериху, так сказать. Да, не смейтесь, я так хочу – и только так.  А сейчас я мысленно стою на коленях рядом с тем священником, которого я не знаю, перед разрушенным одесским собором и губы мои шевелятся: Господи, сохрани Одессу от неразумных и преступных нас, сохрани Дерибасовскую, и Ришельевскую сохрани, и ту самую лестницу, помнишь, по которой катилась коляска в так себе фильме у того неплохого когда-то режиссера, который… в общем, неважно – главное, сохрани Одессу от нас. Чтобы ни один камешек больше, ни один волосок ни с чьей головы – ну, Ты понимаешь. Пожалуйста.","Ликвидация-2. Татьяна Вольтская о том, что ""российские войска расстреливают не просто город""",https://www.severreal.org/a/tatyana-voltskaya-o-tom-chto-rossiyskie-voyska-rasstrelivayut-ne-prosto-gorod-/32518892.html?fbclid=IwAR3Xk07onrvuxQCLyAbHCmCZnd0izmkRSnqh-xSbc8M9lXt0BAP-za02Obs,2023-07-28 06:04:18 -0400

Просто пожить | Wilson Center,"я поймал себя на мысли: вот и мне чуть за сорок, очередной слом эпох как будто обнуляет теперь уже мою судьбу, судьбу друзей и вчерашних коллег. Земную жизнь пройдя до середины, мы очутились в сумрачном лесу. И вновь вопрос, которым тогда задавались отец и мама, — где найти силы для нового старта?  Эти биографии, разломанные пополам, мы словно получили по наследству от поколения родителей, которому — это теперь несомненно — не удалось поставить точку в советской эре. Они сами являлись ее неотъемлемой частью. И вот уже мы вместо них застаем возможный финал этой саги. Болезненный финал распада советского монстра. И снова беспомощное созерцание: а что, разве возможно остановить это движение ледника?  Те, мыслящие, талантливые и особенно более молодые и гибкие, кто остался в России, полагаю, даже в текущих трагических обстоятельствах со временем смогут найти в ней себя и худо-бедно раскрыться. Ведь и в страшные годы сталинщины — а масштабы бедствия будут, возможно, похожи — в цене были ученые, врачи, технари. С долей везения, изворотливости (иногда — подлости) многим удавалось избежать репрессий. Дожившие до оттепели, они уже и позабыли, что бывает иначе: родину, мол, не выбирают. Наверняка и на сегодняшней родине, что превратится в сателлита Китая или во второй Иран, сидя во внутренней эмиграции, можно будет жить, не ведая печали.  Те, помоложе, кто сейчас, напротив, покинул Россию, отучившись за рубежом, начав карьеру и порвав с тоскою по родине, достигнут тем более грандиозных успехов. В них, живших с юности западными ценностями и наконец в эти ценности окунувшихся, куда больше энергии и свободы, чем в иных европейцах. Я разговаривал на днях с одной приятельницей сильно моложе меня. В прошлом году они с друзьями сбежали в Индию. Ничего непонятно, но впереди, говорит, целая жизнь. Вот решила выучиться на массажистку, а там как пойдет. Главное — двигаться. Я ей с завистью в ответ: «Крутая!»  Но вот целый пласт всех нас: 40—50-летних журналистов, политологов, активистов — тех, для кого русский в их ремесле служил инструментом, а Россия была главным предметом интереса, — где всем нам теперь место? На бесконечных эмигрантских конференциях о том, как было бы неплохо обустроить Россию? На страницах русскоязычных медиа в изгнании? На стримах в ютьюбе, где ходят друг к другу в гости, как в коммунальной квартире?  Героям нашего фильма, от Сергея Ковалева до Валерии Новодворской — великим диссидентам, неисправимым идеалистам, которых за это и клеймили «демшизой», — было во всяком возрасте и при всякой власти не привыкать, говоря их же словами, «жить по совести», «пить за успех безнадежного дела, ибо только такими делами и надлежит заниматься». Но абсолютная жертвенность и вечный режим долженствования под силу единицам — героям, о которых затем и снимают фильмы. Большинству же (каюсь, и я в числе этого большинства), как пелось совсем в другой песне, «просто б хотелось пожить».  Во множестве мемуаров об эмиграции первой волны написано о десятках русскоязычных газет, журналов, ресторанных дебатов и театральных трупп, заполонявших Берлин, Прагу, Париж 1920-х. Судьба этих людей, годами сидевших на чемоданах, мечтавших, что большевистский режим вот-вот падет, общеизвестна: большей частью