Читать книгу - "Кайран Вэйл. Академия Морбус - Игорь Углов"

подчинения, от вечной борьбы за глоток воздуха в каменном мешке.

Мы нашли рычаг. И тихо, неотвратимо, вес всей академии Морбус начал давить на него.

Глава 22. Предложение, от которого нельзя отказаться

Леденящая ясность, обретённая после изучения чертежа, длилась недолго. На смену ей пришло тяжёлое, липкое похмелье от знания. Мы — я, Бэлла и Леон — владели секретом, способным снести гору, но мы были муравьями у её подножия. Каждый наш шаг теперь отзывался гулким эхом в собственных душах.

Леон с головой ушёл в расчёты, его стол в нашей общей комнате завален испещрёнными формулами листами; он говорил о «точках бифуркации», «критических нагрузках» и «каскадных отказах», и его глаза горели холодным огнём учёного, стоящего на пороге великого (или ужасного) открытия.

Бэлла изучала символику мандалы, её лицо было бледным и сосредоточенным, пальцы иногда дрожали, когда она переводила очередной архаичный символ, обозначавший «подавление воли» или «перенаправление витальных потоков».

А я… я пытался «прислушиваться». Во время наших санкционированных обходов, во время скучных лекций, даже ночью, лёжа в койке, я направлял своё восприятие туда, на восток, в ту точку, где в проекции пульсировал больной узел. Я чувствовал его не как боль, а как… искривление.

Как место, где ткань реальности Морбуса была натянута слишком туго и вот-вот должна была лопнуть. Мой голод реагировал на это искривление с глухим, жадным интересом. Оно было похоже на запах крови для хищника — не еда, но верный признак того, что еда близка.

Именно в это состояние напряжённого, почти болезненного ожидания и врезался очередной вызов. Не через Сирила. Не через кристалл. Через тишину.

Я возвращался после практикума по распознаванию ядов, чувствуя во рту горький привкус антидотов, когда воздух в безлюдном переходе между крыльями вдруг изменился. Он не стал холоднее или теплее. Он стал… гуще. Более инертным. Звуки шагов из соседнего коридора притихли, будто их поглотила вата. Свет от светящихся мхов померк, стал плоским, лишённым теней.

Я замер, сердце заколотилось где-то в горле. Это не была аномалия. Это был знак.

— Кайран Вэйл.

Голос прозвучал не позади и не впереди. Он возник внутри самой тишины, как смысл, вложенный в пустоту. Я узнал его. Ректор.

Я обернулся. Он стоял в трёх шагах от меня, появившись беззвучно, как будто всегда был там, а я просто не замечал. Его чёрная мантия не колыхалась, тень под капюшоном была абсолютной, непроницаемой.

— Господин Ректор, — выдавил я, склоняя голову в формальном поклоне. Внутри всё сжалось в ледяной ком.

— Пройдёмся, — сказал он. Не приказ. Констатация неизбежности.

Он повернулся и пошёл, не оглядываясь. Я последовал, ноги двигались сами, будто их тянула невидимая нить. Мы шли не в сторону его кабинета. Мы спускались. По узким, незнакомым мне лестницам, мимо запертых стальных дверей с тусклыми руническими знаками, вглубь скалы. Воздух становился суше, пахнущим озоном и статикой. Здесь не было следов студентов или профессоров. Это были служебные, утилитарные пространства, артерии организма Морбуса.

Наконец мы вошли в помещение, непохожее ни на кабинет, ни на лабораторию. Оно было круглым, с высоким, тёмным куполом потолка. В центре на низком постаменте из чёрного камня стоял… макет. Идеальная, миниатюрная копия академии Морбус, выполненная из того же тёмного, матового материала, что и стена «Редуктора». От неё исходила слабая, едва уловимая вибрация — точная, уменьшенная копия того Ритма, что я слышал в фундаменте. И на этом макете, в районе восточного крыла, мерцал тусклый, неровный свет. Тот самый узел.

Ректор подошёл к макету и остановился, глядя на него. Его бледные руки, сложенные за спиной, были единственным выделяющимся пятном в темноте.

— Красиво, не правда ли? — его голос прозвучал задумчиво, почти человечно. — Узилище Морбус. Величайшее творение магической архитектуры со времён Катастрофы. Машина, способная удерживать в равновесии хаос, порождённый падением старого мира. Она — наш ковчег. Наш щит. Наша тюрьма.

Он медленно обернулся, и я почувствовал, как его незримый взгляд тяжёлой гирей ложится на меня.

— Но даже у ковчегов есть течь, Вэйл. Даже у щитов есть слабые места. А тюрьмы… тюрьмы имеют свойство разрушаться изнутри. Под грузом того, что в них заперто.

Он сделал паузу, давая словам просочиться в сознание.

— Ты почувствовал её, да? Трещину. Слабое звено. Тот самый изъян в расчётах Совета Основателей, который мы все эти века латали, затыкали, сдерживали ритуалами, жертвами, дисциплиной. — Он кивнул в сторону мерцающей точки на макете. — Он растёт. С каждым годом, с каждым новым студентом, впускающим в стены свою нестабильную силу, с каждым экспериментом, подбирающимся к запретным границам… давление растёт. И скоро — очень скоро — наши заплатки перестанут держать.

Я стоял неподвижно, боясь пошевелиться, боясь дышать. Он знал. Он знал всё. Не только то, что мы нашли чертёж. Он знал, что я чувствую узел. Он вёл меня сюда, к этой демонстрации, как опытный рыбак ведёт рыбу к сетям.

— Что… что будет, когда он лопнет? — спросил я, и голос мой прозвучал хриплым шёпотом.

— Катаклизм, — просто сказал Ректор. — Выброс накопленного искажения такой силы, что сравняет с землёй не только академию, но и добрую часть материка. Откроется прямой портал в Трещину, и то, что оттуда хлынет, сделает нашу нынешнюю Тьму похожую на солнечный пикник. Мир, который мы знаем, прекратит существование. Это не метафора, Вэйл. Это инженерно-магический расчёт.

Он отступил от макета и приблизился ко мне. От него не пахло ничем. Только пустотой.

— Но есть иной путь. Не латать дыру. Не сдерживать давление. Перезапустить систему. С нуля. Используя саму природу угрозы как инструмент.

Моё сердце замерло.

— Как?

— Через контролируемый коллапс, — ответил Ректор. Его голос стал тише, но от этого — только весомее. — Мы не можем устранить узел. Он вплетён в саму основу. Но мы можем… перенаправить энергию его разрыва. Использовать колоссальный выброс силы не для разрушения, а для перезаписи базовых параметров Узилища. Сбросить накопленные искажения. Очистить систему. И построить её заново — более совершенную, более стабильную, более… управляемую. Без слабых мест. Без необходимости в постоянных жертвах и чистках.

Он протянул руку, и над его ладонью возникло небольшое магическое изображение — схема, поразительно похожая на ту, что мы видели в архиве, но с одним ключевым отличием. Вместо пульсирующего, больного узла там была ровная, мощная линия энергии, втекающая в центр мандалы и равномерно распределяющаяся по всей структуре.

— Для этого нужен катализатор, — продолжал Ректор. — Уникальный инструмент, способный в нужный момент поглотить первоначальный, самый хаотичный выброс энергии узла, стабилизировать его и направить