Читать книгу - "Советский Пушкин - Арсений Александрович Замостьянов"

Вот вам марксистское понимание равенства.

Никакого другого равенства марксизм не признавал и не признает.

Делать отсюда вывод, что социализм требует уравниловки, уравнивания, нивелировки потребностей членов общества, нивелировки их вкусов и личного быта, что по марксизму все должны ходить в одинаковых костюмах и есть одни и те же блюда, в одном и том же количестве, — значит говорить пошлости и клеветать на марксизм».

(Сталин, «Вопросы ленинизма», 10-е изд., стр. 583.)

Исходя из признания богатства и неповторимости каждой отдельной индивидуальности, марксизм дал удивительную гениальной проникновенности критику буржуазного права:

«Всякое право, — цитирует Ленин Маркса в „Государстве и революции“, — есть применение одинакового масштаба к различным людям, которые на деле не одинаковы, не равны друг другу; и потому „равное право“ есть нарушение равенства и несправедливость».

(Ленин, том XXI, стр. 434.)

Социализм, осуществляя принцип: «за равное количество труда равное количество продукта», гарантируя право на труд и вознаграждая только того, кто трудится, ликвидирует возможность паразитического развития личности за счет других личностей и открывает широкий простор для развития личности всякого трудящегося человека. Но наша программа не удовлетворяется принципом социализма. Всемерно развивая производительные силы и накопляя общественное богатство, мы готовим наступление высшей фазы коммунизма, принцип которого целиком приноровлен к качественному многоразличию индивидуальностей: «каждый по способностям, каждому по потребностям».

Коммунизм оказывается шире, богаче и смелее, чем миросозерцание даже такого выдающегося человека, как Пушкин. Но превосходство коммунизма над гениальным поэтом не отдаляет нас от него, а наоборот — роднит и связывает. Ведь Пушкин провозвестник такого драгоценного, так заботливо охраняемого коммунизмом личного начала. Ведь Пушкин искал то, что нашел коммунизм: условий равновесия и гармонии личного начала и общественного. С почти недостижимым для собственнического общества совершенством воплотил он личное начало в своем творчестве и в своей, жизни. Но таков уж был мир, в котором жил поэт: чем совершенней, богаче, глубже, человечней была индивидуальность, тем беззащитней стояла она перед облеченной властью галереей гоголевских и щедринских харь. Беззащитный поэт был погублен и оклеветан, он нигде не нашел себе опоры и поддержки; наше нравственное чувство находит глубокое удовлетворение в том, что принцип права каждого на независимое развитие его индивидуальности сегодня победоносно прокладывает себе дорогу в жизнь. Когда жил Пушкин, даже гениальность и всеобщая известность не давали права на личное развитие. Каково же было положение обыкновенной личности? Сегодня же тов. Сталин, выражая дух коммунистической программы, говорит о бережном и внимательном, выращивании способностей каждого человека — труженика социалистического общества.

Политбюро ЦК ВКП (б) во главе со Сталиным на торжественном пушкинском заседании в Большом театре

Наследие Пушкина живет живой жизнью и в сегодняшний день. Оно помогает будить и развивать в каждом человеке его личные особенности, его индивидуальные способности, помогая тем самым и лучшему использованию обществом дарований каждого своего сочлена.

Во времена Пушкина всякий производительный и творческий труд был срамом для человека. Даже труд писателя, доставлявший славу и поклонение, заключал в себе с точки зрения господствовавшей морали нечто унизительное. Пушкин, как Чарский из «Египетских ночей», стыдился — не перед собой лично, а перед общественным мнением — своего призвания, он старался походить на обыкновенного светского человека и временами свои светские успехи воспринимал более горячо, чем литературные. Заниматься искусством в качестве аристократической забавы — это было допустимо и приемлемо, заниматься искусством как профессией, отдаваться ему как жизненному призванию, быть «сочинителем» — это унижало в глазах общества.

Когда Пушкина убили, правительство было неприятно удивлено, что его праху широкими кругами населения оказывается почет, как будто он был крупной сановной персоной. В этом отношении к труду и творчеству сказывались нравы и обычаи рабовладельческого общества, считавшего своим уделом область потребления и господства, а труд признаком подневольного состояния. Трудились не для себя, а для других; труд лишал человека самоцельности, он превращал его в средство.

В отношении общества к труду и творчеству заключается еще одна причина, вследствие которой Пушкин вынужден был замыкаться в круг чистого искусства. Творить можно было для себя, в гордом одиночестве;, писать для тех, кто командовал общественным мнением, кто располагал материальными средствами признания и одобрения, в чьих руках была печать, — значило творить для тех, которые уничижительно относились к творческой силе гения, которые понимали в искусстве, как петух из крыловской басни в достоинствах жемчуга. По условиям времени, в которое жил Пушкин, путь к человечеству был ближе через одиночество гения, чем через голос скудоумного «общественного мнения», чем через убогую и растленную рептильную печать, выступавшую в качестве рупора власть имущих. Однако, ведь Пушкин веет аки творил для народа, для человечества. Противоречие это зависело не от Пушкина: благородный и творческий гениальный труд во времена Николая I в самом деле унижал; генерал или действительный статский советник в самом деле был в том обществе важнее, чем поэт.

Вторжение и развитие капитализма изменяло положение труда в обществе. Труд переставал быть признаком рабского состояния. Труд стал совместим с личной свободой. Но с гуманной и возвышенной точки зрения Пушкина изменения, вносимые в положение труда капитализмом, не были бы достаточными. Капитализм имеет свои средства для порабощения труда, даже если это будет творческий путь поэта, будто бы витающего над вульгарными интересами черни. Пушкин исходил из того, что можно рукопись продать, что созданное в тиши огражденного от посторонних влияний кабинета произведение можно бросить на рынок, не изменяя, однако, в нем ни одной буквы под давлением денежных обязательств. Однако, мнение Пушкина было заблуждением, было только, иллюзией гения. Капитализм, рынок умеет себе подчинять поэта более тонко, но не менее крепко чем феодальная система:

«В обществе, основанном: на власти денег, — учил Ленин, — в обществе, где нищенствуют массы трудящихся и тунеядствуют горстки богачей, не может быть „свободы“ реальной и действительной. Свободны ли вы от вашего буржуазного издателя, господин писатель? от вашей буржуазной публики, которая требует от вас порнографии в рамках и картинах, проституции в виде „дополнения“ к „святому“ сценическому искусству? Ведь эта абсолютная свобода есть буржуазная или анархическая фраза (ибо, как миросозерцание, анархизм есть вывернутая на изнанку буржуазность). Жить в обществе и быть свободным от общества нельзя. Свобода буржуазного писателя, художника, актрисы, есть лишь замаскированная (или лицемерно маскируемая) зависимость от денежного мешка, от подкупа, от содержания».

(Ленин, том VIII,