Читать книгу - "Каким был для меня XX век. Российский посол в отставке вспоминает и размышляет - Владимир Михайлович Семёнов"

Маркса была перенесена на более видное место и увенчана массивным монументом с бронзовым бюстом, выполненным видным скульптором Лоуренсом Брэдшоу, входившим в число друзей Советского Союза. С того времени особенно частыми и «ритуальными» стали посещения могилы «творца научного коммунизма» всеми советскими делегациями и делегатами.

За несколько лет я стал почти профессиональным экскурсоводом для своих коллег и для различных делегаций. Впоследствии (в 1960 году) даже опубликовал в Госполитиздате иллюстрированную брошюрку «По ленинским местам в Лондоне».

Не хотел бы, чтобы у читателей создалось впечатление, будто ритуалы поклонения вождям были тогда принудительными, фальшивыми или лицемерными. Хотя после XX съезда партии, состоявшегося в 1956 году, многим открылась правда о сталинском терроре, приверженность коммунистическим идеалам была еще сильна, особенно среди тех, кто не был прямо затронут этим террором и в силу мощной партийной пропаганды искренне верил в правильность учения Маркса и Ленина. К тому же это были годы хрущевской оттепели, сопровождавшиеся успехами СССР в космосе, которые впечатляли и Запад.

Запомнил случай, когда в начале октября 1957 года, вскоре после запуска в космос первого советского искусственного спутника Земли, я был с очередной делегацией у могилы Маркса и обнаружил перед памятником букетик цветов с запиской, которую с интересом прочитал. На листке, вырванном из ученической тетради какой-то англичанин написал: «Я согласен с Вами, Карл, у Вас непоколебимая позиция. Мы пришли сюда не для того, чтобы плакать, а чтобы радоваться, ибо Ваше учение дает нам силы не только изменить мир, но и изменить космос». Вот так...

Уже иная картина была в конце 70-х годов. Поток деловых визитов и культурных обменов многократно возрос. Лондон нравился всем, и в том числе высоким партийным и государственным чиновникам, которые находили любые поводы, чтобы организовать себе такую поездку. Порой даже бывало трудно понять, с чем и зачем приехал какой-нибудь чин.

В этом смысле особенно отличались бывалые сотрудники аппарата ЦК на Старой площади, частенько наведывавшиеся в Лондон в составе разных делегаций, а то и просто так, «для изучения обстановки». Причем приватный показ игривого фильма в кинозале посольства устраивал далеко не всех. Тогда огонь на себя приходилось вызывать прикомандированному к посольству цековскому секретарю, тому самому, который нас, обычных советских дипломатов, предостерегал от посещений сомнительных мест. Он потихоньку договаривался с работающим в Лондоне директором того или иного внешнеторгового объединения, имевшим резерв на представительские расходы, и тесной компанией они отправлялись в какой-нибудь ночной ресторан или клуб знаменитого квартала Сохо.

К началу 80-х годов «маразм еще более окреп». Работая тогда в центральном аппарате МИДа СССР, я попал в группу важных чиновников во главе с членом ЦК КПСС, направленную в Англию через ССОД (Советский союз обществ дружбы), естественно, для «укрепления дружбы с британской общественностью».

Случилось так, что в Лондон мы прибыли как раз на следующий день после того, как в районе Камчатки был сбит южнокорейский пассажирский самолет. Делегацию, тем более что возглавлял ее член ЦК и видный советский общественный деятель, осаждали журналисты, причем на каждом шагу. А что можно было сказать помимо того, что объявили в Москве через агентство ТАСС? У посольства также не было никакой дополнительной информации. Делегацию поспешили переправить в Эдинбург, где ее «уединили» в кругу активистов Общества «Шотландия — СССР».

Устроен был чинный обед с участием местных общественных деятелей и их дам. При шотландском гостеприимстве обед длился долго и с многими тостами. И вот в конце обеда пробирается ко мне взволнованная руководительница общества и спрашивает: «Что делать, Владимир? Ваш шеф пьет все подчистую. Ему перестали подливать, так он схватил недопитый бокал сидящей рядом с ним дамы. Она в шоке и в слезах!»

С помощью нескольких членов делегации шеф был «локализован», хотя долго недоумевал, что плохого он сделал. Наутро он вполне искренне оправдывался: «Все мучают меня с этим самолетом... а что говорить?»

«Укрепив дружбу» в Шотландии, делегация в тоскливых чувствах возвратилась в Лондон и там по просьбе главы делегации советский посол, очень жизнерадостный человек, лично сводил делегацию в Сохо на некое живое сексуальное представление, которого я раньше и представить себе не мог. Во всяком случае для меня, проработавшего в посольстве в Лондоне в целом более 10 лет, это был единственный и уникальный поход в «злачное место».

Язвительный читатель может усомниться: «Что, неужели никогда не интересовался?» Не в этом дело, но если бы слишком интересовался, то не продержался бы 10 лет на своей работе, поскольку знал коллег, что «погорели» на «этом».

Вспоминается Канада. В 1967 году в Монреаль на Всемирную выставку прилетала большая делегация советских деятелей культуры во главе с Фурцевой. Делегация заполнила целый самолет ИЛ-18, и на борту в этом длительном рейсе было явно весело. Екатерину Алексеевну, когда она в Монреале спускалась по трапу, аккуратно поддерживали с двух сторон. Ну, укачало! Хотя позже слышали, как она жаловалась: «Этот черт, Славка, все коньяком меня!» (явно имелся в виду Ростропович, входивший вместе с Галиной Вишневской в состав делегации).

Так или иначе, а Фурцевой, как министру культуры, партийно-государственной даме, нужно было сразу «держать ответ» перед толпой журналистов, что она и сделала в аэропорту, после того как подышала несколько минут свежим воздухом на летном поле. Я не был на этой пресс-конференции, но разговаривал сразу после нее с хорошо знакомым монреальским журналистом из русских эмигрантов, прекрасно говорившим по-русски, который был явно впечатлен высказываниями Екатерины Алексеевны. По его словам, на вопросы она отвечала метко и по существу, порой даже весьма изящно.

По правде говоря, тогда и не поднимались острые темы. Тот же мой знакомый не стал этого делать во время пресс-конференции, но после ее окончания улучил момент и приватно поинтересовался, естественно, на русском языке: «Мадам Фурцева, скажите, пожалуйста, почему мы давно не слышали «армянское радио»? И вообще интересно знать, кто это там у вас сидит и пишет для него». — «Вы знаете, как она ответила? — говорил он мне потом с восторгом. — Она ответила одной фразой: «Кто пишет, тот сидит».

Екатерина Алексеевна была, безусловно, неординарной женщиной! А что касается «армянского радио», то для тех, кто не сталкивался с этим явлением, как теперь говорят, «застойного времени», поясню, что со слов «армянское радио спросили...» начинались очень смешные анекдоты с антисоветским подтекстом, которые гуляли по всему огромному Советскому Союзу, и могучая партия ничего не могла поделать с этим «безобразием».

Случилась затем перестройка, и возник у нас какой-то новый, малопонятный капитализм.

Вспомнилась, кстати или некстати, «шуточка», которой мы