Читать книгу - "Александр Тиняков. Человек и персонаж - Роман Валерьевич Сенчин"

значит, это не у Тинякова – как у Есенина, а у Есенина – как у Тинякова! И очень много у Тинякова таких стихов (и любовных, и кабацких, и богохульских), когда ты хочешь воскликнуть:

– Да это же – как у Есенина!

Но тут же думаешь… Да нет, это у Есенина – как у Тинякова…

Вот, имеется у Александра Ивановича поклонница, которая ставит его впереди Есенина не только потому, что он родился и стал писать стихи раньше, но и, видно, по уровню таланта.

* * *

В конце 1990-х от упоминаний литературоведы постепенно стали переходить к отдельным работам о Тинякове.

Еще до выхода собранной Николаем Богомоловым книги тиняковских стихотворений в журнале «Вопросы литературы» появилась статья В.Богданова «Всё ли дозволено гению? Полемические напоминания»[71].

Автор рассуждает о цинизме в литературе, вспоминает о споре утилитаристов со сторонниками чистого искусства, происходившем в середине XIX века. А Тиняков, которого почти не вспоминают (на момент публикации статьи), служит своего рода поводом.

Признаюсь, я не читал этой статьи, когда начал писать книгу. И вот ведь как совпало, начал ее практически так же, как начинает В.Богданов:

История литературы богата примерами непростительного забвения писателей. И что особенно поражает в списке забытых и полузабытых имен – встречаются в нем и писатели, которые будто для того только и появились в истории, чтобы с графической резкостью и схематической определенностью выявить в литературе какой-либо ее эстетический феномен, призвать во весь голос критику и эстетику к его осмыслению и… напрочь исчезнуть из памяти читателей и критиков. Одним из таких изгоев – пожалуй, это самое подходящее слово для его литературной судьбы и биографии – был Александр Иванович Тиняков…

И дальше:

Ту фигуру умолчания, которая сопутствовала и сопутствует Тинякову, можно в какой-то мере – хотя «мера» эта слишком наивна – объяснить его внешним обликом, образом жизни. <…>

Да, если верить <…> авторитетным мемуаристам, выглядел и вел себя Тиняков неприглядно. Но если он поэт, то какое это имеет значение, тем более для нас, сегодняшних его читателей? Поэт, пока не требует его к священной жертве Аполлон, «меж детей ничтожных мира, / Быть может, всех ничтожней он». <…>

Мих. Зощенко не совсем прав, когда замечает: «Вместе с тем история нашей литературы, должно быть, не знает сколь-нибудь равного цинизма…» <…> Русская литература знала цинизм, его идеологию и практику, прежде всего благодаря Достоевскому: это и князь Валковский («Униженные и оскорбленные»), и «подпольный человек», бросивший вызов миру и его нравственным установлениям, это капитан Лебядкин («Бесы»), это герои фантасмагорического «Бобка», это, наконец, Федор Павлович Карамазов, Смердяков. Так что у Тинякова в «разработке» проблемы цинизма был могучий предшественник. К слову, Тиняков, как следует из аннотации издательства на его сборник «Треугольник», подготовил рукопись «Личность Достоевского». Что касается европейских предтеч поэта, их можно было бы насчитать куда больше. Достаточно назвать Бодлера. Современники утверждают, что Тиняков хотел стать русским Бодлером…

Творческая ориентация Тинякова на Достоевского была, однако, до уникальности своеобразна: он «очистил» циничных героев Достоевского от авторской философской и нравственной рефлексии, от авторской субъективности, от идейно-эмоциональных оценок. Он снизил их, заземлил. Сделав их с помощью такой операции автономными, он идентифицировал с ними свое лирическое «я» и создал новые творческие объекты! Такого русская литература действительно не знала: цинизм предстал авторской позицией. Естественно, что даже у подготовленного читателя такие художественные феномены вызывали нравственное содрогание… <…>

Вл. Ходасевич заметил о стихотворчестве капитана Лебядкина: он «на каждом шагу роняет свою высокую тему в грязь невежественной и пошлой поэтики». Тиняков же, напротив, поднимает свою тему – безупречной, интонационно упругой ритмикой, точно отобранной лексикой, экспрессивными предметными деталями – в сферу «почти гениальной» (Зощенко) поэзии!

Подобные парадоксы – гений и злодей – ставят нашу эстетику в тупик, поскольку она до сих пор уклоняется от решения ключевых вопросов. Она остается либо нравственной, либо идеологической, либо исторической – какой угодно, но только не эстетической. Она никак не осмелится ввести в загадочную формулу «И», предпочитая ему спасительное «ИЛИ»…

После этого В.Богданов о самом Тинякове и его стихах надолго забывает, сосредоточившись на проблеме гения и злодейства, цинизма в литературе.

Статья интересна (сколько интересных статей рассыпано по периодике прошлого, и вряд ли они когда-нибудь будут вновь опубликованы, собраны в книги!), но относительно Тинякова в ней немало ошибок и неточностей. На них и сконцентрировал внимание литературовед Никита Елисеев в своем ответе «Что не дозволено ученому. Просто напоминание»[72].

Основная часть работы – комментарий вот к этой цитате из статьи Богданова:

Тиняков печатался и в брюсовских «Весах», и в «Аполлоне», и в других журналах. Он издал три сборника стихов и несколько книг литературно-критических статей, в частности «О значении искусства» (1920). Но имя его окружено глухим молчанием и в дореволюционной, и в эмигрантской прессе. Нет его в литературных энциклопедиях и справочниках. И лишь совсем недавно Евг. Евтушенко включил три его стихотворения в антологию «Строфы века» (1995). Но этого явно недостаточно для восстановления справедливости.

Позвольте восстановить справедливость! – возражает Елисеев. – Во-первых, у Тинякова издано не несколько сборников литературно-критических статей, а четыре брошюрки (брошюрка из них, строго говоря, одна. – Р.С.), во-вторых, одна из этих брошюрок называется «О значении искусств» (а не «искусства») и представляет собой восьмистраничный «рассказ для ликбеза» про то, как возникло и развивалось искусство; в-третьих, ничего себе – «глухое молчание»! Об авторе трех тощеньких поэтических сборников и четырех брошюрок вспоминали: В.Ходасевич в очерках «Брюсов», «Диск», «Неудачники», Георгий Иванов в «Петербургских зимах», М.Зощенко в повести «Перед восходом солнца». В 1993 году на киностудии «Ленфильм» об этом изгое собирались ставить фильм под названием «Человек без левой щеки». И – наконец! – фрагмент работы В.Варжапетяна, напечатанный в 1992 году в «Литературном обозрении». Человек, который собрался писать о Тинякове, просто не может обойтись без этой работы. В ней – переписка Тинякова с Б.Садовским, А.Блоком, И.Рукавишниковым, А.Ремизовым. «Спасающий от непростительного забвения» поэта исследователь забыл (или не знал?), что поэта уже один раз «спасали»…

Вот справедливое замечание Елисеева:

Главное дело поэта – стихи. «Спасающий от забвения» поэта прежде всего обращается к его текстам. Удивительно! – однако в статье В.Богданова нет ни одной ссылки на поэтические сборники Тинякова. Ни одной! Ссылки даны на собрания сочинений Зощенко, Г.Иванова, на книгу Ходасевича, на произведения Толстого, Достоевского, Варфоломея Зайцева, Чернышевского и Добролюбова… Позвольте… А где же сам «спасаемый от непростительного забвения»?

Стоило бы процитировать одну строфу из