Читать книгу - "Балканские мифы. От Волчьего пастыря и Златорога до Змея-Деспота и рыбы-миродержца - Наталья Георгиевна Осояну"

такой облик). По современным законам жанра это означало бы возвращение монстра на авансцену в самый неподходящий, с точки зрения героев, момент, но повесть Глишича заканчивается примирением со старостой, свадьбой отважного Страхини и красавицы Радойки, и лишь мельком упоминается о том, что мотылек успел погубить немало маленьких детей, пока не исчез.

Водяная мельница в Зарожье, которую связывают с легендой о Саве Савановиче (разрушена в 2012 году).

aliaksei kruhlenia / Shutterstock

ТЕОРИЯ И ПРАКТИКА ВАМПИРОБОРЧЕСТВА

Южнославянский вампир объединяет в себе черты упыря, то есть восставшего покойника, и оборотня, который может превращаться в волка. Иногда эти две ипостаси разделены, но, как правило, существуют одновременно. Называют этого демона в разных балканских регионах на свой лад: вукодлак, выкодлак, вълкодлак, вурколак, тенац, лампир и так далее, включая собственно вариант вампир (согласно одной из интерпретаций, это слово проникло в западноевропейские языки именно из сербского, пусть и не прямым путем).

Как правило, считается, что народные представления о вампирах тесно связаны с представлениями о душе, которая должна отправиться в потусторонний мир после смерти физического тела. Вариант, при котором душа уходит легко и свободно, годится лишь для людей, которые жили праведно или мало грешили. Тот, кто ни к первым, ни ко вторым не относится, обречен на мучительную смерть, после которой его нечистая душа застрянет между мирами, телом же завладеет злая сила и начнет причинять всевозможный вред. Схожая участь ждала самоубийцу — и даже совершенно безгрешного человека, которого угораздило быть зачатым или родиться в нехороший день.

Есть и другие мнения: Веселин Чайканович называет вампира преанимистическим демоном, «живым трупом», относя его, таким образом, к неопределенному древнему периоду, когда вера в существование души и духов (анимизм) еще не возникла, и потому живой считалась природа — материя — целиком. Верования, связанные с вампирской душой в виде мотылька или бабочки, он учитывает, но логичным образом считает их более поздними[227].

Еще одно обстоятельство, связанное с вампирами, относится к ритуалам, совершающимся после смерти человека. Дело в том, что овампирение (в сербском языке превращение в вампира обозначается возвратным глаголом «повампирити се»[228] — в буквальном смысле «овампириться»), согласно балканским поверьям, имело место в том числе в случаях осквернения трупа каким-то животным, которое могло перепрыгнуть через него или пройти под ним (такие «преступления», как нетрудно догадаться, в сельской местности совершали, например, кошки и курицы). Гроб ставили у самой стены и в целом стерегли от всех живых существ, чтобы предотвратить подобное происшествие. Считалось, что проще не допустить появление вампира, чем бороться с ним, поэтому были и другие меры предосторожности:

• гроб обмазывали чесноком;

• покойнику клали в руку соль, хлеб и воск;

• в рот вливали подогретое красное вино, которое символизировало кровь и должно было заранее насытить — и в некотором смысле обмануть — потенциального вампира;

• кожу в ряде мест протыкали металлическим предметом (это было связано с одним необычным свойством балканских вампиров, о котором пойдет речь чуть дальше) и т. д.

Старинное Раяцкое кладбище в Сербии.

BGStock72 / Shutterstock

Итак, вукодлак — это человек, в чье тело на протяжении сорока дней после смерти вселяется нечистый дух, вынуждающий его восставать из могилы, завернувшись в саван, чтобы убивать людей и пить их кровь. Считается, что днем вукодлак лежит в гробу и лицо у него красное и раздутое. По сравнению с привычным образом вампира из массовой культуры удивляет совсем другой факт: согласно балканским верованиям, у вампира… нет костей! Он фактически представляет собой кожаный бурдюк в форме человеческого тела, наполненный студнем или мясной кашей. Эта особенность помогает упырю проскользнуть в дом даже через самую маленькую дырочку, словно мышь, о чем упоминают, например, Вук Караджич[229] и Павел Ровинский[230], а Чайканович отмечает интересную метафору, которую мы встречаем, например, в «Сатириконе» Петрония Арбитра: utres inflati — «меха надутые», так этот древнеримский автор говорит о людях в целом[231]. Именно с этой «надутостью» связана упомянутая выше мера предосторожности: когда мертвецу протыкали кожу еще до похорон, считалось, что через рану вытечет содержимое, и он не сможет встать из гроба. Этим свойством также объясняется выбор оружия: кол (только не осиновый, а «глоговый», боярышниковый; иной раз даже просто боярышниковая ветка) нарушает целостность «футляра», и вампир теряет силы или погибает. Впрочем, то же самое можно было сделать любым острым предметом, включая швейную иглу. Годились и собачьи клыки — собаки были среди тех, кто мог узреть вампира-невидимку или распознать его в облике зверя (волка или того, кто осквернил труп). Этой же способностью обладали люди, рожденные в субботу или вторник, — они назывались вампирджии.

В сербском языке есть идиома «ударити глогов колац» («вбить боярышниковый кол»), смысл которой — «покончить с чем-либо насовсем». Это выражение явно уходит корнями в суеверия о борьбе с вампирами.

Вампир в первую очередь стремился вернуться в свой дом, и случалось так, что он вступал в интимные отношения с собственной вдовой. От этого рождались дети — вампировичи. Душу, согласно некоторым верованиям, они получали от матери; вместе с тем не имели костей и не отбрасывали тени[232]. Иногда вампирович одновременно был вампирджией, то есть дитя вампира могло быть наделено способностью опознавать других вампиров и, как следствие, помогало от них избавляться.

Впрочем, вампиры могли наведываться и к чужим женам — по крайней мере, некоторые дамы, не без оснований обвиненные в супружеской измене, объясняли случившееся испугом и страхом отказать сверхъестественному, смертельно опасному любовнику. «Черногорские вампиры этим занимаются гораздо меньше, чем далматинские, — отмечает Павел Ровинский, — потому что черногорец тотчас рассчитался бы с женой и с вампиром, если бы застал с нею; они больше только пугают»[233].

Как быть, если вампир уже восстал? На этот случай существовали такие варианты:

• дом покойника окуривали благовониями;

• на дверях смолой рисовали крест;

• вокруг дома прокладывали борозду — считалось, что вампир, как и многие другие демоны, неспособен ее пересечь;

• в окна и двери вставляли боярышниковые ветки, которые вынимали по прошествии сорока дней;

• с четырех сторон от могилы ставили горящие свечи, вокруг нее «рисовали» защитный круг черной шерстяной нитью;

• одежду и обувь покойного сжигали, чтобы ему не в чем было вернуться, и т. д.

Труп также могли «прибить» колом из боярышника, который не давал вампиру подняться вновь, или просто сжечь. Насколько часто в прошлом до этого доходило, можно лишь предполагать, но цитата из Законника Стефана Душана, важнейшего источника средневекового права