Читать книгу - "Митрополит Исидор Киевский (1385/1390–1463) - Сергей Юрьевич Акишин"

Таково начало похвальных тебе слов. Когда же мы были на родине спартанцев[1032], там распространилось одно великое сочинение[1033] и все искали эту книгу и относительно ее вели большие рассуждения, потому что она, пробежавши скорее, чем быстрое крыло молвы, побудила всех ее искать. Отсюда и мы получили носящуюся в воздухе весть, подобно тому как в древности посвященные в великие мистерии. Но когда далее наступил определенный срок и день года, в который прославляемый покинул здешний мир и в который обычно совершается священный обряд (поминовения), то нужно было в этот день читать и ту книгу, присутствовал же во всем наилучший и светлейший деспот, а также архиерей, старейшины и все сколько-нибудь выдающееся и лучшее из духовного сословия. И из народа никто не отсутствовал, потому что все в большем количестве, чем зрители на Олимпийские состязания, собрались к слушанию. Поэтому-то именно казалось полезным и приличным пред поминовением прочитать надгробное слово, и для этого был призываем принесший книгу; он же не слушался, говоря, что это следует другим. И те не двигались, и он не склонялся. Когда же и деспот[1034] стал приказывать, он уступил его повелению и вставши читал, все же слушали чтение слова со стоящими ушами, как кто-нибудь удачно сказал бы, и он прочитал половину книги. Вслед за ним читал Газский[1035], сперва тихо и ровно издавая звук и понемногу повышая голос до пронзительного и громкого, сколько было нужно и требовал строй слова. И одни громко отмечали, с рукоплесканиями и блестящими похвалами, удачность наименований, стройность выражений, красоту оборотов речи, порядок умозаключений и более всего гармонию и поэтичность слова, — как сказал бы какой-нибудь поэт, — удивляясь ей более всего прочего; другим же казалось, что они видят самого усопшего, совершающего дела, равные подвигам древних, и тебя, говорящего о том, что совершаемое блаженным спасало Пелопоннес или точнее — избавляло от господства варваров. Тем глубоко внедрялось величайшее побуждение к любви, и они вместе с ним (мысленно как бы) принимали участие в весьма многих из наилучших дел; у этих же слезы текли ручьем и непрерывно исходили тяжкие воздыхания, окрашиваемые цветом скорби. Поистине народ был подобен находящимся вне себя; и не было никого, кто бы словами не воздавал ему награды за спасение и не называл спасителем и благодетелем, а тебя не просил бы дожить до глубокой и почтенной старости.

Однако зачем нужно так растягивать письмо? — скажет тогда кто-нибудь, видя, что здесь присутствует сама Афина[1036] с хором муз, принимая участие в делах Геркулеса[1037], после же кончины увенчивая этого поистине нового Геркулеса и украшая его стихотворениями. Посему какие Платоны, какие Аристиды, каковые Демосфены были бы в состоянии надлежащим образом изложить достоинство сочинения? Одно только я говорю, каковое за меня кто-то и древних сказал о ком-то, что твои произведения приводят в одушевление. Но тех мужей, действительно благородных, и даже слишком благородных, и весьма благородных, пока победил иной, так как победа попеременно переходит от одних к другим[1038]. Кто же одержавший победу? — Себя самого ты, царь, пропустил. И это нисколько не странно: если у тебя сделанное без приготовления прекраснее многого, то что необыкновенного, если тщательно обдуманное лучше принадлежащего им? О чем же ты увещеваешь в письмах, что, если бы у кого-нибудь издревле знаменитых есть привычка в сочинениях говорить без приготовления, и ты свое (сочинение) оставишь как и то; если же на самом деле нужно, чтобы сказанное теми без приготовления было лучше и тщательно у тебя приготовленного[1039], то я не думаю, чтобы это было так; так как считаю, что все великие велики тем самым, что обрабатывают свои сочинения с большой осмотрительностью и часто их переделывают, или прилагая к хорошему еще лучшее, или отнимая у него излишнее. Ты, конечно, предпочитаешь прочим труд Аристона[1040], язык его сочинения наилучшее из Афинского; однако он, приводя (суждение) Сократа[1041] в Менексене[1042] или Эпитафии, как имел обыкновение делать и в других произведениях, показывает его опасающимся вместе с собеседником[1043], что риторы, по-видимому хотевшие тогда говорить в честь павших из афинян и тем не менее как будто не приготовившиеся, не скажут о достойно почивших; и таков был сам Сократ или больший охотник говорить досточтимый Платон; и сочинение, которому заглавие «Критий»[1044] или «Атлантик», не так было бы обработано у философа, если бы он не покинул жизнь. И потому в нем нет ни конца, подходящего к началу, ни полного соответствия со значением философа. И свидетельствует за меня в этом смысле Херонеец Плутарх[1045], весьма известный своими сочинениями, о чем он упоминает где-то в биографии Солона. Поэтому возьми книгу и приложи отличное к отличному и преобразуй хорошее в более прекрасное; так как в ней в таковых заботах выработано столь великое, и к тому же еще при малом упражнении, то что кто-либо в рассуждении даже при снисхождении мог бы уподобить ей? Очевидно, — что-нибудь более приятное, чем те поющие кругом сирены, наилучшее из прочего, а для нас много любезнейшее и великолепнейшее даже сокровищ Креза[1046].

6. [Митрополиту] России[1047]

Относительно всех твоих товарищей все обстоит очень хорошо, весьма прекрасно и полно удивления; только касающееся меня одного прямо противоположно этому, а что именно, скажу немного после. Но для них так хорошо отражается случившееся с тобою, и настолько они попользовались от твоей дружбы, что, я думаю, никто из них никогда не забывает твоей святости, хотя бы достигал старости Титона[1048] и Аргантония[1049], но всегда тебя держит в памяти и помнит о тебе с большими похвалами. Они столько испытали хорошего, вдвойне получая дары, частью подарками, частью же письмами, чрез которые в особенности возобновляется немалое побуждение к любви для страстно почитающих все касающееся тебя. Они поистине, как бы видя в письмах изображения возлюбленных, весьма много наслаждаются ими и всех побуждают удивляться твоим делам. Поэтому не только от них, но и от всех наших граждан твоим подвигам (воздаются) славословия, рукоплескания и похвалы весьма блестящие. В виду всего этого, на одном собрании, где случайно и я сам присутствовал, шла речь относительно тебя; и один хвалил твое великодушие, другой — кротость, иной — благожелательность и гармоничность душевного склада, иной — усердие и остроту