Читать книгу - "Институтки. Воспоминания воспитанниц институтов благородных девиц - Г. И. Ржевская"

Целовать классную даму в губы! Мне просто смешно при этой мысли; спросите у любой, не книжной, а живой институтки былых времен, могла ли ей прийти на ум такая несообразность.

Мне могут возразить, что это могло делаться наедине, да в том-то и штука, что в институте трудно было укрыться от посторонних взоров; а в особенности сохранить что бы то ни было в тайне.

У нас было это зло — фаворитизм, — о котором я буду говорить дальше. Классные дамы отличали иных воспитанниц перед другими, баловали их — таких любимиц мы называли временщицами. К одной из таких временщиц одна классная дама привязалась так, что действительно целовала ее иногда, конечно, не в том смысле, как понимает Помяловский, а как мать целует своего ребенка, как сестра сестру, и действительно не при всех — это было бы нарушением дисциплины, — а в своей комнате. И что ж! об этом все-таки знал весь институт и косился на такие вольности. К воспитаннице относились с некоторой враждой, и классной даме ставили такое поведение в вину, как несообразное с институтским равенством, как нарушавшее справедливость. В этом отношении классные дамы лишены были общим мнением человеческого права иметь пристрастия.

Целовать классную даму! Да не только ее, но даже пепиньерку, даже воспитанницу старшего класса нельзя, немыслимо было поцеловать в лицо, а только в плечо. Вообще поцелуи были не в моде, как и всякие, как они назывались, нежности и жантильности61. Наш «Мертвый дом»62 их не особенно-то жаловал.

Критика, как это иногда бывает с ней, отыскивала зло фантастическое, проглядев существующее. Она, так сказать, слышала звон, да не знала, где он! Зло было, и безнравственность существовала, да не с той стороны. Она заключалась в той натянутости, неискренности, затаенной вражде, которыми отмечены были отношения между воспитательницами и воспитанницами. Эти лживые отношения пагубно влияли на характер, порождая хитрость, лукавство, притворство, приносили сильный вред и могли бы окончательно портить девиц, если бы не существовало противовеса или, лучше сказать, противоядия в характере других влияний и отношений, которые являлись действительной нравственной силой.

Такою силою были товарищество и отношения институток к учителям, влияние этих последних на нравственный и умственный склад институтки.

V Отношения институток друг к другу. — Нравы, обычаи и предания. — Институтские типы. — Principales63. — Временщицы. — Bons sujets. — Mauvais sujets64. — Бранчушки. — Отчаянные. — Подлизушки. — Кусочницы. — Смысл и влияние товарищества

Всякая новенькая, поступая в институт, находила уже готовые формы быта, сложившиеся нравы и отношения и мало-помалу неизбежно втягивалась в общий строй.

Нравы и обычаи эти были во многих случаях нелепы и смешны.

Вот хоть бы пресловутое обожание, этот в высшей степени глупый, хотя, в сущности, весьма невинный обычай, из которого, однако, досужее воображение публики создало какое-то пугало, объясняя его происхождение различными хитрыми умозаключениями, извращенной потребностью любви и черт знает чем еще.

В сущности же ларчик просто открывался: приласкает, бывало, кто-нибудь из больших новенькую из чувства жалости или за ее миловидность. Новенькая, охваченная суровой обстановкой, запуганная, смущенная, растает от неожиданной ласки. Старенькие заметят это:

— А ты, значит, должна обожать ее!

— Что значит обожать? — спросила новенькая.

— Это значит, что она будет твоим objet, а ты ее adoratrice65.

— Да что ж это такое? — допытывается новенькая.

— А вот что. Ты будешь кричать, когда она будет проходить мимо тебя: «Charmante! divine! adorable!»66, будешь целовать ее в плечо! будешь посылать ей конфекты, которые тебе привезут родные. А она будет тебя счастливить, т. е. иногда в рекреацию позволит ходить рядом с собой и разговаривать, и когда ты поцелуешь ее в плечо, то поцелует тебя в голову.

Новенькая следует совету и начинает обожать.

Вот и все, буквально все.

Иногда дело происходило еще проще, еще глупее, еще комичнее.

Заявит кто-нибудь:

— Mesdames! давайте обожать кого-нибудь!

— Давайте! кинем жребий!

Берутся клочки бумажки и пишутся имена наиболее уважаемых первя-ков и вторяков. Дритки никогда не обожались, не обожали также и ленивых и дурного поведения девиц 1-го и 2-го отделений, что ясно показывает, что в обожании значительную роль играет нравственный prestige, окружавший избираемое objet.

Вот разберут бумажки, кто кому достанется, тот того и обожает. И когда эта комедия надоедала некоторым, они ее бросали, объявляя, что изменяют своему objet и не хотят обожать его больше.

Иногда изменяли objet за его чопорность, важность, неприступность.

— Она меня никогда не счастливит, — жалуется, бывало, в таком случае так называемая adoratrice, — отворачивается, когда я целую ее в плечо, и не хочет никогда разговаривать.

И изменяет.

Обожались таким же точно образом пепиньерки, иногда, хотя очень редко, классные дамы, потому что уважающая себя институтка не шла на

это из боязни, что ее заподозрят в корыстных целях, в желании подлизаться.

Обожались учителя, только, конечно, с тою разницей, что их в плечо не целовали, но зато наливали им духов в перо или брызгали духами им в спину, из-за угла.

Что в дурацком обычае этом не коренилось ничего безнравственного, доказывается еще тем, что его держались открыто, au vu et au su de tout le monde68, a всеми признано, я полагаю, что все мало-мальски двусмысленное и порочное не любит света и гласности.

Скажет, бывало, кто-нибудь из любимых учителей:

— Поздравьте меня, госпожи, я женился.

— Поздравляем! поздравляем! мы будем обожать вашу жену.

И обожают заочно.

Это ли еще не Аркадия69? помилуйте!

Другой странный обычай, сложившийся в институте, это деление всех выпусков на четные и нечетные, причем четные считались предками четных, а нечетные — нечетных, например, тринадцатый, пятнадцатый выпуск — по-институтски тринадки, пятнадки — считались предками семнадцатого, или семнадок и т. д.

Кто и когда завел это особенное летосчисление — не знаю, знаю только, что оно процветало и что большой класс всегда, например, покровительствовал семерикам, так как они, оставаясь в институте девять лет, выходили через шесть лет после выпуска больших того периода, когда они бывали в 7-м отделении и их выпуск по счету всегда приходился таким, каким был выпуск этих больших. Но это не все: ходило между нами мнение