Читать книгу - "История сионизма - Уолтер Лакер"

через два года он умер, не сумев использовать возможности, которые появились у движения во время I мировой войны. Последующие поколения сионистов отнеслись к Вольфсону менее сурово, чем его современники: «Роль преемника не драматическая: для нее требуются скорее прозаические, чем героические качества. Но если ожидается неминуемое крушение, хозяин буксира, который приведет измятое штормом судно в родной порт, оказывает значительную услугу. Такую услугу оказал Вольфсон сионизму, и никто другой не мог в то время и при тех обстоятельствах сделать это так же хорошо»[123].

Борьба между политическим и «синтетическим» сионизмом (впервые сформулированная Вейцманом в речи на 8-м конгрессе) закончилась. Вместе с Вольфсоном ушел Нордау. На 11-м, последнем предвоенном, конгрессе тон был задан речью Соколова, так как Нордау отказался приехать. Канн ушел еще раньше. Так же поступил Александр Марморек и другие члены внутреннего кружка Герцля. Руководство движением теперь перешло в руки представителей восточноевропейских евреев. Возник серьезный конфликт, но по прошествии времени становится ясно, что его источник следует искать не только в личной враждебности и расхождениях в стиле руководства, но и в основных разногласиях по поводу политического курса. Прежние лидеры, несмотря на их осторожность, все же не пренебрегали практической работой в Палестине; новая исполнительная власть была не в состоянии сделать больше. Никто не был большим противником дипломатических переговоров, чем Вейцман, однако по прошествии нескольких лет жесткий оппонент политического сионизма стал главным сионистским дипломатом и добился заключения «хартии», о которой мечтали Герцль и Нордау. Это было одно из многочисленных проявлений иронии судьбы в истории сионистского движения.

Новым руководителем стал профессор Отто Варбург, ботаник с мировым именем и член известного Гамбургского банкирского семейства. Джентльмен «с головы до пят», он был одним из немногих лидеров, которые практически не имели врагов в движении. Его интерес был направлен почти исключительно на проблемы колонизации. Политику он считал делом скучным и был счастлив предоставить эту область своим коллегам[124]. Варбург происходил из ассимилировавшейся семьи, и его интерес к Палестине и сионистскому движению пробудился благодаря родственникам жены. Канн, который управлял собственностью голландской королевской семьи, и Вольфсон подвергали его постоянной критике за вовлечение в дорогостоящие эксперименты в Палестине, которые движение едва могло себе позволить. Эта критика имела достаточные основания. Разумеется, чтобы поддерживать сельскохозяйственные поселения, необходим был определенный риск. Но в том, что с 1905 года и до самого начала войны в сельскохозяйственной деятельности палестинских переселенцев не наблюдалось заметного прогресса, была значительная доля вины Варбурга с его безрассудными экспериментами.

Почти так же был далек от политической деятельности и Левин, наиболее активный пропагандист сионизма, «учитель целого поколения еврейских педагогов и сионистских деятелей». Уроженец России, он был одним из тех членов Думы, которые подписали манифест против ее роспуска. В результате в 1906 году ему пришлось покинуть родину. Подобно Вейцману, Моцкину и Виктору Якобсону, он учился в Берлине в 1890-х годах и был одним из основателей Российского научного общества, члены которого играли ведущую роль в сионистском движении. Беспокойный, всегда возбужденный и возбуждающий других, погруженный в еврейскую и западную культуру, он в последние годы полностью отдалился от политики. Его интересы совершенно переместились в область культурных и образовательных проблем.

Если Левин был самым ярким оратором движения, то Наум Соколов — весьма плодовитым и известным писателем. Он владел изящным слогом и писал на многие темы и на нескольких языках. Его эссе не всегда были образцом глубокой мысли, но он много сделал, чтобы познакомить восточноевропейских евреев с западной культурой. Если Левин считал себя учеником Вейцмана (хотя на самом деле был старше его), то для Соколова (родившегося в 1859 году) Вейцман (родившийся в 1874 году) всегда оставался молодым выскочкой, талантливым, но вряд ли способным вести дипломатическую беседу с видными государственными деятелями. Соколов обладал безупречными манерами. В спортивных гетрах, с моноклем, он «наслаждался жизнью больше всего, когда вращался в дипломатических кругах. Прирожденный дипломат, он чувствовал себя лучше всего, когда общался с французскими или итальянскими дипломатами»[125]. Соколов стремился стать президентом движения, но ему удалось занять этот пост только позже, да и то на короткое время. Человек осторожный, неспособный к быстрым решениям, избегающий конфликтов, он не подходил на роль руководителя. В важном споре об Уганде он воздержался от голосования.

Здесь уже упоминалось о Викторе Якобсоне, первом представителе сионистского движения в Константинополе. В 1913 году по предложению Членова он был смещен с поста вице-президента. Московский врач, один из лидеров и создателей русского сионизма, Членов предпочел своего соотечественника Усишкина, потому что тот был более лоялен, обладал лучшими дипломатическими способностями и состоял членом комитета. И наконец, пятый член Комитета — доктор Хантке, не обладающий ни особым ораторским искусством, ни талантом писателя, но идеальный администратор. Без его организаторских способностей и твердой руководящей руки берлинский Исполнительный комитет достиг бы немногого.

После отставки Вольфсона было решено, что Внутренний Комитет Действия, в котором насчитывалось от пяти до семи членов, должен находиться под контролем Комитета Действия, состоящего из двадцати пяти членов, встречаясь не менее четырех раз в год. Эти решения оставались в силе до тех пор, пока, с началом войны, сионистская деятельность не прервалась и международные встречи стали невозможны. Федерация русских сионистов больше не могла собирать денежные средства в прежнем объеме. В 1912–1913 гг. уже 127 000 сионистов всего мира платили по шекелю, но в России сборы упали. Годовой доход был недостаточен, расходы росли — так, например, только в 1912–1913 гг. Исполнительному комитету потребовалось 15 000 фунтов стерлингов для выплаты жалования и на служебные нужды.

С борьбой за власть было покончено, но полемика между политическими и «практическими» сионистами не прекращалась. Исполнительный комитет послал в Палестину профессора Аухегена, специалиста по сельскому хозяйству, чтобы он доложил о состоянии еврейских поселений и исполнении проекта Варбурга и Раппина. Официальный отчет звучал обнадеживающе, но, когда Вольфсон побеседовал с Аухегеном лично, картина показалась ему менее радужной[126]. Вольфсон услышал горестный рассказ о плохом планировании и управлении. Он гордился тем, что ему удалось создать крепкую финансовую базу движения. В отличие от Герцля, он преуспел в накоплении денежных средств, которые должны служить будущим целям, тогда как защитники «синтетического» сионизма требовали тратить деньги немедленно, инвестируя их в создание новых плантаций или поселений. Они считали, что когда настанет великий день заключения хартии, то тех трех или четырех миллионов фунтов, которые находились в Колонизационном Банке, будет все равно недостаточно.

Политические сионисты обвиняли новых лидеров в том, что они проводили недостаточно активную международную политику, в