Читать книгу - "Красный кобальт. Как кровь Конго влияет на нашу жизнь - Siddharth Kara"

что Горный кодекс 2002 года был навязан ДРК Всемирным банком в обмен на столь необходимые кредиты. Страна переживала годы войны и насилия, уходящие корнями во времена геноцида в Руанде, и отчаянно нуждалась в финансовой поддержке. Аристоте утверждал, что Всемирный банк предложил свою помощь в первую очередь с целью открыть горнодобывающие концессии ДРК для заинтересованных сторон, чтобы они могли разбогатеть. Как только иностранные горнодобывающие компании закрепились в стране, Аристоте предположил, что они использовали сомнительные методы, чтобы обмануть конголезское правительство в вопросах уплаты налогов. В качестве примера он привел случаи, когда горнодобывающие компании заявляли о более высоких капитальных и операционных расходах, чем те, которые они первоначально планировали в своих технико-экономических обоснованиях. Основываясь на этих завышенных расходах, горнодобывающие компании утверждали, что не получили никакой прибыли и поэтому не должны платить налоги или дивиденды Gécamines.

"Они используют бухгалтерские уловки, чтобы обмануть нас. Но НПО обвиняют конголезцев в коррупции только потому, что считают всех конголезцев коррумпированными", - говорит Аристоте.

Утверждения Аристоте о том, что НПО делали ложные заявления о Gécamines и конголезском правительстве, чтобы собрать средства для себя, казались надуманными. По моему опыту, лишь небольшое число НПО было уличено в использовании катастроф в корыстных целях. Или, как это сделал король Леопольд с AIC, они могут прикрывать свою алчность заявлениями о гуманитарных намерениях. За все время моего пребывания в Конго я столкнулся лишь с одним случаем сомнительных сделок со стороны НПО, о которых рассказал Аристотель, и это было на образцовом горнодобывающем предприятии CHEMAF недалеко от Колвези. Во всех остальных НПО, с которыми я общался, работали преданные и принципиальные люди, которые подвергали себя значительному риску, работая на скудные бюджеты, чтобы помочь одним из самых бедных и эксплуатируемых людей в мире.

Другое утверждение Аристоте - о том, что иностранные горнодобывающие компании используют бухгалтерские уловки, чтобы не выплачивать Gécamines налоги, - оказалось вполне обоснованным. Когда я упомянул о заявлениях Аристоте коллегам, они подтвердили, что иностранные горнодобывающие компании, как подозревается, используют бухгалтерские лазейки, чтобы минимизировать свои налоговые выплаты конголезскому правительству. Это была одна из причин, которую назвало конголезское правительство для повышения в три раза налоговых ставок на кобальт и введения суперналога в 2018 году. Сильвестр, тот самый высокопоставленный член администрации президента Чисекеди, который говорил со мной о борьбе с коррупцией в связи с китайскими контрактами на добычу полезных ископаемых, прямо указал на китайские горнодобывающие компании в связи с нарушениями в бухгалтерском учете:

Китайские компании оказывают негативное влияние на Конго, уклоняясь от уплаты налогов и недополучая прибыль. Как мы это обнаружили? Мы обнаружили, что у большинства китайских горнодобывающих компаний есть два счета: один счет, который они готовят для нас, занижает объем производства, а другой счет, который они показывают китайскому правительству и государственным банкам, выше, чем то, что они декларируют нам. Это связано с тем, что, начав добычу, они должны выплачивать кредиты. Вторая проблема - разделение минералов. Медь всегда содержит некоторое количество кобальта. После разделения металлов китайская компания декларирует нам кобальт, но не медь. Они знают, что у нас нет возможности следить за этим, поэтому это еще один способ уклониться от выплат нам.

Нарушения в сфере налогообложения и доходов, о которых говорил Аристоте и которые подтвердил Сильвестр, побудили меня провести дополнительное расследование и посетить Министерство горнодобывающей промышленности провинции Луалаба. Это министерство следит за сбором налогов, роялти и других платежей от совместных предприятий Gécamines и иностранных горнодобывающих компаний. Канцелярский работник Чарльз объяснил, что у министерства нет ни одного достоверного источника данных о сборах налогов. Я предположил, что он сказал это потому, что любые записи, которые у них могут быть, не должны передаваться посторонним, поэтому вместо этого я попросил его объяснить, как должна работать налоговая система.

"Провинция получает доходы от горнодобывающих компаний в зависимости от тоннажа и типа добытой руды", - пояснил Чарльз. "Эти доходы перечисляются центральному правительству в Киншасе. Центральное правительство перераспределяет часть этих доходов обратно в каждую провинцию в зависимости от численности ее населения".

Если не принимать во внимание тот факт, что последняя перепись населения в стране проводилась в 1984 году и оценки численности населения в каждой провинции были в лучшем случае расплывчатыми, система, описанная Чарльзом, представлялась справедливым способом распределения финансовых ресурсов по стране. Чарльз не согласился.

"Проблема в том, что Луалаба и Верхняя Катанга сами по себе обеспечивают, возможно, половину доходов центрального правительства, но мы не получаем адекватной доли взамен", - говорит Чарльз.

Это было извечное противоречие Конго - богатства Катанги должны принадлежать катангцам. Популистские политики продолжают призывать к отделению Катанги от ДРК, а их желание сохранить богатства Катанги у себя дома привело к многочисленным схемам минимизации налоговых выплат в Киншасу. Одна из основных используемых схем известна как "одна треть, одна треть, одна треть", при которой в Киншасу отправляется только одна треть от фактически причитающихся платежей за добычу полезных ископаемых, одна треть удерживается провинциальным чиновником (чиновниками) в качестве взятки за подделку отчетности, а одна треть удерживается горнодобывающей компанией в качестве отката в схеме уклонения от уплаты налогов.

Посещение Министерства горнодобывающей промышленности провинции Луалаба оставило у меня больше вопросов, чем ответов. Как учитываются доходы от добычи полезных ископаемых и куда уходят деньги? Я вспомнил, что в 2018 году только от компании Glencore в центральное правительство поступило 1,08 миллиарда долларов в виде налогов и роялти, что составляет 18,3 процента национального бюджета в том году. Не удивительно, что Чарльз предположил, что провинции Луалаба и Haut-Katanga приносят до половины доходов в национальный бюджет. Однако когда я ознакомился с бюджетом ДРК на 2021 год, который называется "Проект закона о финансах ДРК", 3 , я был удивлен, обнаружив следующие две части информации: 1) налоги, роялти и другие доходы, собираемые с горнодобывающего сектора, нигде не фигурировали в национальном бюджете стоимостью 6,9 миллиарда долларов, и 2) провинция Луалаба значилась как провинция, обеспечивающая лишь 4,1 процента доходов в общий бюджет центрального правительства. Я проверил 2018 год, и снова оказалось, что провинция Луалаба обеспечивает лишь 4,1 % доходов в национальный бюджет, в то время как только Glencore отвечает за 18,3 %. В 2019 и 2020 годах доля провинции Луалаба также составляла 4,1 процента. Были ли это просто выдуманные цифры? Куда уходили все доходы от горнодобывающего сектора? По сей день мне не удалось найти ответы на эти вопросы.

Насколько мутной казалась практика учета в официальном горнодобывающем секторе, настолько же менее ясно было, как учитываются доходы от кустарной добычи. Кустарные добывающие кооперативы, управляющие официальными