Читать книгу - "Помещик Пушкин - Павел Алексеевич Щеголев"

Для прихоти развратного злодея…

Нельзя не подчеркнуть, что в первой части этого стихотворения Пушкин описывает как раз Михайловское таким, каким оно виделось ему с балкона господского дома:

…Люблю сей темный сад,

С его прохладой и цветами,

Сей луг, уставленный душистыми скирдами,

Где светлые ручьи в кустарниках шумят.

Везде передо мной подвижные картины:

Здесь вижу двух озер лазурные равнины,

Где парус рыбаря белеет иногда,

За ними — ряд холмов и нивы полосаты,

Вдали — рассыпанные хаты,

На влажных берегах бродящие стада,

Овины дымные и мельницы крылаты…

В этой обстановке и разыгрывался роман Пушкина с юной крестьянской девой. И обстановка, и социальное неравенство не могли не напоминать Пушкину его же слов о помещичьей прихоти и не могли не усложнить его чувства. Недаром и наблюдательный Пущин отнесся к роману своего друга с большей чуткостью и осторожностью, чем Вересаев и Ходасевич. Пущин боялся оскорбить Пушкина неуместным намеком, а Пушкин, поняв, что Пущин догадался, улыбнулся значительно. А потом они пили за «нее». И по этим соображениям нельзя свести этот роман к физиологическому инстинкту, оголенному от всякой романтики. Не для помещичьей же прихоти расцветала крестьянская девушка над пяльцами, под наблюдением няни? А может быть, и для прихоти! А может быть, для прихоти только поначалу?

Пушкин углублялся в самого себя и писал «Онегина». На рубеже 1824 и 1825 годов в главе четвертой «Онегина» Татьяна, выслушав урок Онегина, увядает, бледнеет, гаснет, а Онегин? Онегин, как и Пушкин, еще в деревне, и, возвращаясь к Онегину, Пушкин описывает собственную деревенскую жизнь. «В 4-й песне Онегина я изобразил свою жизнь», — признавался Пушкин Вяземскому:

Прогулки, чтенье, сон глубокой,

Лесная тень, журчанье струй,

Порой белянки черноокой

Младой и свежий поцелуй,

Узде послушный конь ретивый,

Обед довольно прихотливый,

Бутылка светлого вина,

Уединенье, тишина:

Вот жизнь Онегина святая…

По правде жизни следовало бы дальше показать деревенские интимности и эту самую белянку черноокую, и что вышло у Онегина с этой черноокой белянкой, помимо младых и свежих поцелуев. Ну, Татьяну отчитал, отвергнул, а белянку соблазнил… но Пушкин предпочел не развивать вскользь брошенного намека.

VII

Нам необходимо заглянуть еще и в финляндскую повесть Баратынского, названную по имени героини «Эдой». Соблазненную девушку, отосланную в Болдино, Пушкин называет «моей Эдой», но что общего между Эдой и девушкой из Михайловского, какие основания были у Пушкина для сравнения? Эда Баратынского — финка, отца простого дочь простая, блиставшая красой лица, души красой, «добренькая» Эда. Герой романа — русский офицер. Эда любит гусара, но боится его, боится ему отдаться. — «Нам строго, строго не велят дружиться с вами, говорят, что вероломны, злобны все вы, что вас бежать должны бы девы, что как-то губите вы нас, что пропадешь, когда полюбишь, и ты, — я думала не раз, — ты, может быть, меня погубишь». Поэма — психологическая история обольщения Эды. Герой, не любя, увлекает Эду к падению.

Питомец буйного веселья

В пустыне скучной заключен,

За милой Эдой вздумал он

Поволочиться от безделья.

Герой владел хладным искусством любовной ласки, гордился жалкою наукой обманов:

Едва пора самопонятья

Пришла ему; наперерыв

Влекли его к себе в объятья

Супруги, бывшие мужей

Чресчур моложе, иль умней.

И жадно пил он наслажденье,

И им повеса молодой

Избаловал воображенье,

Не испытав любви прямой.

Эда уступила хладному искусству, ответила горячей любовью; но гусар ушел в поход, и Эда не вынесла разлуки: «кручина злая ее в могилу низвела». Баратынский заставляет своего героя измениться. Похоть первоначальная превращается в искреннее чувство… Он тронут был ее любовию невинной:

Увы, мучительное чувство

Его тревожило потом!

Не раз гусарским языком

Он проклинал свое искусство;

Но чаще, сердцем увлечен,

Какая дева, думал он,

Ее прелестней в поднебесной?

Душою проще и нежней?

И провиденья перст чудесной

Он признавал во встрече с ней;

Своей подругой неразлучной

Уж зрел ее в мечтах своих;

Уже в тени дерев родных

Вел с нею век благополучной…

Поэма Баратынского понравилась Пушкину необычайно. Прочел он ее в феврале 1826 года, когда плоды его собственного романа уже сказались. «Что за прелесть эта Эда! Оригинальности рассказа наши критики не поймут. Но какое разнообразие! Гусар, Эда и сам поэт — всякий говорит по-своему. А описания финляндской природы! А утро после первой ночи! А сцена с отцом! — чудо!» — писал Пушкин Дельвигу 20 февраля 1827 года. Немного позже, набрасывая в черновой тетради критические заметки о Баратынском, Пушкин старался уяснить, в чем прелесть поэмы, столь замечательной оригинальной своей простотой, и останавливался на изображении Эды.

«Перечтите сию простую, восхитительную повесть: вы увидите, с какою глубиною чувства развита в ней женская любовь. Посмотрите на Эду после первого поцелуя предприимчивого обольстителя:

Взор укоризны, даже гнева

Тогда поднять хотела дева,

Но гнева взор не выражал.

Веселость ясная сияла

В ее младенческих очах…

Она любит, как дитя, радуется его подаркам, резвится с ним, беспечно привыкает к его ласкам… Но время идет. Эда уже не ребенок:

Своею негою страшна

Тебе волшебная весна.

Не слушай птички сладкогласной!

От сна восставшая, с крыльца

К прохладе утренней лица

Не обращай, и в дол прекрасной

Не приходи…

Какая роскошная черта! Как весь отрывок исполнен неги!»

VIII

Аналогия несомненна: Эда и гусар, Пушкин и крестьянская девушка. От изысканных одесских романов, от блистательных светских красавиц, от аляповатых и претенциозных помещичьих дочек — к простой, милой, доброй девушке.

Я признаюсь — вечернею порой

Милее мне смиренная девица —

Послушная, как агнец полевой.

Тема обольщения невинной девушки развита в «Сцене из Фауста» с трагическим углублением. Фауст у Пушкина — герой скучающий и размышляющий: размышленье — скуки семя. Один момент — и Фауст вспомнил чистое пламя любви и чудесный сон первой встречи, но Мефистофель беспощадно разрушает иллюзию Фауста: