Читать книгу - "Проверка на дорогах. Правда о партизанской разведке - Георгий Иванович Пяткин"

– Мне бы в партизаны…

Хотя Александра Степановна сама не была связана с партизанами, но с надежными людьми она его все же свела. Встретился Федор с 3оей Соловьевой. До войны она работала в псковском торге, теперь были связи с подпольем.

Зоя, выслушав Федора, сказала:

– Узнаю.

А на следующей встрече заявила:

В лес проводить можем. Только, честно говоря, в партизанах боец из тебя, с одной рукой, да еще с незажившей раной, плохой. Здесь ты, владея немецким языком, больше пользы принести можешь… – Зоя внимательно посмотрела на него, – если к немцам на работу поступишь.

Опасное задание предлагалось ему: стать разведчиком в стане врага. Хватит ли у него выдержки? Ведь каждый день надо быть с врагом лицом к лицу, разыгрывая из себя прилежного и преданного работника. Что ж, раз надо, значит, надо, решил Федя.

Устроился сначала в канцелярию штаба строительного батальона. На первых порах задания были простые. приглядываться, собирать сведения, входить в доверие. Знание немецкого языка он объяснил тем, что сын немки, к тому же и вымышленная фамилия у него была родовитая, прусская – «фон Цукофф».

В батальоне, ремонтировавшем и строившем аэродромы, было немало пленных. Через некоторое время двум из них – Александру Сазонову и Владимиру Филонову – Федор, снабдив их немецкими пропусками, помог пробраться к партизанам. Сблизился Федя-моряк (кое укрепилось за ним прозвище) с печником Иваном Кузьминым. Он был из числа тех, кого немцы захватили на окопных работах, так называемый «гражданский пленный». Похлопотал за Ивана перед начальством и вскоре перевели того в вольнонаемные. Теперь у Кузьмина появилось больше свободы, и «по печным делам» стал он бывать в разных помещениях штаба, получил доступ и в секретные комнаты. Сообща разработали они план поджога, о котором я уже упоминал. Здесь, в штабе, хранились карты, схемы, строительные чертежи – батальон вел работы на десятках объектов.

В одну из зимних ночей 1943-го все это превратилось в пепел.

В этой истории Цуков был вне подозрений, но гитлеровцы все же уволили его из батальона.

Через месяц Феликс Ицков с помощью подпольщиков устроился в штаб военно-строительной организации «Тодт». Туда же на работу удалось пристроить двух надежных псковитянок – Лиду Алексееву и Беллу Аракельянц. Они имели доступ к картотекам, хлебным карточкам, пропускам. В их распоряжении были две пишущие машинки – с немецким и русским шрифтами. И когда выписывались аусвайсы для подпольщиков то после подписи у начальства штаба туда аккуратно подпечатывались не только разрешение ходить после наступления комендантского часа, но еще и просьба оказывать владельцу документа «всевозможное содействие». Именно с таким аусвайсом ходил по городу и Федя-моряк. С помощью двух своих помощниц он написал и размножил несколько листовок. В них разоблачалось хлынувшее в Псков с Запада белоэмигрантское охвостье.

В конце сорок третьего года фашисты арестовали Федора прямо на улице – видимо, решили устроить ему проверку. По счастливой случайности, когда его вели в тюрьму, навстречу попалась Лида Алексеева. Она опрометью бросилась к Александре Степановне и сообщила об аресте Федора. Тетя Шура спрятала в тайник все, что могла, в том числе и дневник, который и теперь хранится у Ицкова как одна из самых дорогих реликвий. Вскоре в застенках оказались Александра Степановна и Белла Аракельянц. Женщин продержали недолго, улик против них не нашлось, а вот Федору пришлось туго. Били до потери сознания, сажали в машину и говорили что везут на расстрел. И все крутилось вокруг одного вопроса: с кем из подпольщиков держит он связь? А Федор повторял, что его арест недоразумение, ошибка.

Попробовали гестаповцы и другой прием. Однажды в камеру к Федору втолкнули окровавленного человека в оборванной одежде. Через два дня он «раскрылся» перед товарищами по беде – назвался Николаем Чайкиным. «Подпольщик», попавшийся в лапы гитлеровцам, откровенничал и, видимо, ждал от Федора ответной откровенности. Николай вызывал сочувствие, на допросах, похоже, ему доставалось не меньше, чем Федору. Но вот странное дело: песни, которые пел Чайкин в камере, были большей частью не знакомы Федору, хотя и сам он знал их немало. Бдительность оказалась не напрасной соседом по камере, как потом выяснилось был матерый гестаповец, некий Шульц, считавшийся лучшим знатоком русского характера. Но ни жестокие допросы, ни провокации не сломили волю разведчика.

В конце концов Цукова выпустили из тюрьмы, потребовав немедленно выехать в Ригу. Фронт уже приближался к Пскову, и немцы спешно эвакуировали в Латвию награбленное добро и многие свои учреждения.

Через партизанскую связную Фросю Степанову Федор сообщил о создавшейся ситуации и получил разрешение уйти в лес. Оставалась последняя операция – пройти на Псковский вокзал и вместо рижского поезда сесть на поезд, идущий в Дно. Выручило знание немецкого языка. Примазался к компании младших офицеров и с ними ехал, пока не сошел на станции Подсевы. Оттуда, по заранее данному ему маршруту, добрался до деревни Луг – здесь уже начиналась партизанская зона.

В марте сорок четвертого закончился его боевой путь. Федор фон Цукофф вновь стал Феликсом Ицковым. Вместе с партизанскими соединениями вернулся в Ленинград, долечивался в госпитале. В том же году поступил в Ленинградский университет, закончил юридический факультет.

Живы некоторые помощники «Федора Цукова» по подполью и партизанской разведке. В Печоре – Лидия Алексеева, преподает в музыкальной школе. В Риге работает воспитателем детей Белла Аракельянц. Верен родному Пскову Иван Кузьмич Кузьмин. Переехала к сыну в город Балабаново Калужской области Александра Степановна Низовская, недавно ей исполнилось 90 лет (на момент написания книги). Ложным оказалось известие о гибели Ивана, майором вернулся он с войны.

Из записок Тони Петкиной

Псковское подполье – это не только Псков. Я держал в голове десятки, сотни адресов – деревни, поселки, хутора. Везде мы находили твердую опору в русских людях, они помогали нам – от мала до велика. Давали партизанам ночлег, кормили, согревали, укрывали раненых, помогали всем, чем могли. Главное же они были нашими глазами и ушами. Гитлеровцы не могли скрытно провести ни одной сколько-нибудь значительной операции.

Вот еще один штрих, дополняющий картину тогдашней жизни наших верных помощников. Привожу несколько записей из воспоминаний начальника разведгруппы особого отдела бригады Тони Петкиной – Антонины Ивановны Ивановой. Была она и отличной связной, и завхозом, и хозяйкой конспиративной квартиры.

Запись первая

Лето 1942 года. Деревня Красики Порховского района. Рано утром мать ушла в Славковичи, понесла передачу в тюрьму брату Ивану. Хотя было ему всего пятнадцать лет, гитлеровцы посадили его по подозрению в связи с партизанами. Дома я осталась с