Читать книгу - "Любовник Павлова - Ника Маслова"

Кофе я допил, сладкое не доел — расхотелось.

— Убери там, — приказал помощнице, уходя. — Я к Матвееву. Будут важные звонки — ты знаешь, что делать.

Хм. Мне пришла в голову новая мысль.

— И да, добавь в список VIP-ов Вадима Хотова. Ты сегодня его видела, он мой новый личный помощник. Если будет меня искать — сообщи обязательно.

Глава 21-1. Вадим. Благотворительность

Глава 21-1. Вадим. Благотворительность

«Павлов дар» — настоящий дар, подарок судьбы, ну и Николая Николаевича Павлова, конечно. Я как понял, куда попал, то сначала даже не поверил своему везению. Чтоб так в масть — ну не бывает такого. С такими неудачниками, как я, не случаются такие правильные, нужные, жизненно необходимые совпадения.

Я слушал нового босса, и от разворачивающихся перспектив у меня мутнело перед глазами. Прям голова кругом шла.

Павлов тратил безумные суммы на то, чтобы поднимать на ноги людей — безнадёжных, от которых наши больницы отказались. И за обездвиженных после переломов позвоночника «Павлов дар» тоже брался. Я собственными ушами это услышал, мне Алексей Михайлович это лично сказал.

И вот тогда я осознал, что всё в моей жизни не зря. Что всё то дерьмо, в котором пришлось искупаться — это не наказание мне, а путь к исправлению ситуации. Судьба знала, куда меня вести, и вот, привела в место, где я мог спасти, нет, где в самом скором времени я обязательно спасу Макса.

И когда я это окончательно понял, то почувствовал себя как пришибленный. Будто меня тяжёлым пыльным мешком ударили по голове. Я не прыгал от радости, её оказалось столько, что меня чуть не раздавило её чудовищным весом.

— Что-то ты бледный, Вадим. Давление, что ли, скакнуло? Или сахар? Ты утром-то ел?

— Не было аппетита, — признался я.

Алексей Михайлович, этот милейший старикан, предложил мне присесть. Его «девочки» — каждая хорошо за пятьдесят в годах и за восемьдесят в килограммах — подсуетились и почти насильно напоили меня сладким чаем с шоколадными конфетами.

Не люблю сладкое, но эти, с белочками на зелёных фантиках, оказались вполне ничего.

— Ну как, голубчик, получше? — спросил мой новый босс, разглядывая меня поверх очков в золотистой оправе.

«Голубчик, ну надо же».

— Да, мне уже хорошо. Чем, вы говорили, занимается фонд? — спросил я, собравшись. Всё следовало поскорей разузнать и в подробностях.

— Наш фонд занимается и реабилитацией после операцией, и направляет на операции, организует доставку, сопровождение, сами операции оплачивает за рубежом. Вообще, у нас в стране тоже немало отличных специалистов, но с некоторыми травмами пока справляться не научились. В Германии, в Израиле есть центры, где поднимают даже кажущихся безнадёжными больных...

Алексей Михайлович вытащил большой альбом из шкафа. Рассказывал и показывал фотографии, примеры из практики приводил, а я никак не мог до конца осознать всю грандиозность свалившейся на меня удачи.

В голову не укладывалось: ну как так? У меня ж вечно всё через жопу, а тут вдруг словно боженька выбрал меня из всех людей и поцеловал прямо в темечко. Дал реальный шанс вытащить Макса. Первый по-настоящему реальный, живой шанс.

Те тысячи, которые я заработал, пусть и в валюте, никак не могли покрыть всё требующееся лечение. Обследование и уход — да, но не все необходимые операции.

Полную сумму я знал, мама мне её называла ещё год назад, когда сказали, что всё, нет смысла держать Макса в отделении, забирайте домой. Сумма для его лечения заграницей тогда показалась гигантской, неподъёмной, тогда как шанс на полное выздоровление — мизерным.

Сейчас я считал по-другому.

Что изменилось? Лишь Павлов и те чудеса, которые происходили с ним рядом или из-за него. Так что про микроскопический шанс на выздоровление брата я решил позабыть. Поверить, что раз это чудо — с местом моей новой работы — случилось, то и другое возможно.

Алексей Михайлович объяснял, каким важным делом занимается фонд, а я, как попка-дурак, переспрашивал и уточнял. Крепко держал в руках альбом, листал его, вглядываясь в счастливые лица вставших с инвалидных колясок и кроватей детей и подростков. Искал парней и девушек постарше, но всё что-то не находил. И нервничал всё сильней.

Нет, я не мог споткнуться на последнем метре пути к удаче. Нам с Максом должно повезти!

— Алексей Михайлович, а вы только детям помогаете?

Я затаил дыхание в ожидании ответа, а в голове уже крутилось, как сделать так, чтобы Макса непременно взяли в программу фонда. Да, ему, как и мне, двадцать три. Но если очень нужно, и если я буду оформлять его документы, он у меня лет на пять быстро помолодеет. Люди не роботы, допускают ошибки, и я допущу.

Но это в крайнем случае. Куда разумней попросить Павлова помочь брату.

А лучше — ну пожалуйста — пусть они берут всех! И таких, как Макс, тоже. Если уж везёт, то пусть на все сто везёт, а не на девяносто девять и девять в периоде, без того единственно важного шанса на лучшую жизнь.

— Наш фонд берёт и детей, и подростков, и взрослых. Взрослых — реже, не скрою. Но такие случаи у нас тоже бывали.

Старый врач перегнулся через стол, сам перелистнул несколько плотных голубоватых страниц фотоальбома. Его палец ткнул в нужную фотографию.

— Смотри. Это Виктор Иващенко, танцор. Восемнадцать лет, попал в аварию, сломал бедро. Вроде бы, ну чего сложного-то собрать качественно, ан нет, так наши коновалы-травматологи настарались, что повредили нерв.

Я внимательно пригляделся к фотографии высокого мускулистого парня на костылях. Он выглядел старше заявленных восемнадцати лет, но явно моложе и здоровее истончившегося за время болезни Максима.

— Его мать все связи, всех знакомых подняла, каким-то чудом вышла на нас. Вот в этом самом кресле сидела, умоляла поднять сына на ноги, рассказывала, как растила его одна, совсем без помощи, — продолжал рассказывать Алексей Михайлович. — А я что, мог лишь отказать — не наш случай, под наши критерии не подходит. И возраст уже недетский, и положение семьи не такое уж плачевное. Пусть маленькая, но квартира у них всё же своя, на продолжение лечения как-то могли наскрести.

Моя семья продолжала жить в хорошей трёхкомнатной квартире. Вернее, там жили мама с сестрой, и существовал Макс. Больше года как наша с братом комната превратилась в аналог больничной