Читать книгу - "Хождение во власть - Анатолий Александрович Собчак"

„Мы забыли слова великого Ленина: социалистическое отечество в опасности! Кто забудет о постоянно грозящей нам опасности, которая не минует, пока существует мировой империализм, кто забудет об этом, тот забудет о нашей трудовой республике“.

Старый человек, манерой говорить напоминающий незабвенного Леонида Ильича, отставной маршал авиации зримо напомнил времена, которые, казалось, навсегда ушли в прошлое…

Итак, большинство депутатов идею президентства поддержали, но двигало этим большинством вовсе не стремление к демократии.

III Съезд вообще изобиловал кризисами, но тут возник самый острый момент в его работе. Скажу даже так: на том этапе это был самый опасный для Горбачева кризис за все время демократических преобразований последних пяти лет. Депутаты предложили: прежде чем решать вопрос о выборах Президента, надо, как любит говорить Горбачев, определиться, допустимо ли совмещать посты Президента и генсека.

Уже были приняты изменения в Конституции, по которым институт президентства вводился в Основной Закон страны. „Правым“, всем партийным консерваторам, ставившим на Лигачева, решение о несовмещении поста Президента с партийной работой было крайне выгодно. Если бы оно прошло. Президент становился бы вполне фасадной фигурой, а реальная власть перешла бы в руки ортодоксальных марксистов. Другими словами, предложенный несколькими „левыми“ депутатами запрет на совмещение президентского и партийного постов просто привел бы к отстранению Горбачева от власти, изгнанию его из Политбюро. То, с чем выступил Юрий Афанасьев, могло губительно отразиться на судьбе всей страны, всей демократизации. Здесь была ловушка, которую радикал-демократы проглядели.

И неосталинисты быстро это почувствовали.

Я понял, что Съезд проголосует против совмещения постов. Об этом говорила сама атмосфера в зале, та наэлектризованность, которая всегда физически ощущается. И Горбачев, кажется, это осознал.

Положение пытался спасти депутат Александр Крайко. Приведу его недлинное выступление целиком:

„Товарищи, давайте все-таки подумаем, чего мы хотим. Ведь вот у нас до сих пор власть, кроме законодательной, находится в основном все-таки на Старой площади. Значит, если мы хотим, чтобы у нас сейчас началась борьба — будет ли власть оставаться там или она будет переходить к Президенту, — то да, тогда надо назначать нового Генерального секретаря. Хотим мы этого? Думаю, что нет. Может быть, кто-то хочет Александра Николаевича Яковлева, Егора Кузьмича Лигачева или других назначить? По-моему, никто не хочет. Поэтому зачем ставить такое ограничение? Я никого не хочу обижать.

Второй момент. Сейчас идет не только передача властных функций от партии к Президенту, идет серьезное реформирование партии. Серьезнейшее реформирование, которое, как считаю я, беспартийный, весьма успешно ведет Михаил Сергеевич. Зачем нам сейчас что-то менять? Я думаю, после того как это реформирование произойдет, когда задачи у партии станут совсем другими, этот вопрос отпадет сам собой, и никто не будет обращать на это внимание. У меня есть предложение не вводить такого ограничения“.

У психологов есть такой термин: „установка“. Дело в том, что человек, который всеми силами стремится к некой цели, часто не способен заметить перемещения цели в пространстве или во времени. Цель уже ускользнула, поменялись обстоятельства, а человек с „установкой“ стремится к миражу, к пустому месту.

Только в этом я могу найти объяснение политической глухоте, на миг поразившей такого умного человека, как Николай Ильич Травкин. Депутат из Подмосковья, в прошлом бригадир строителей, Травкин обладает цепким и конкретным умом народных умельцев и самородков. Но, послушный „установке“, он просто не услышал аргументов Александра Крайко:

„Я по вопросу, который приобрел почему-то противоположное (так! — Прим. А.С.) толкование депутатом Крайко“. Травкин призвал разделить партийную и советскую власть: „Ни в коем случае совмещения постов не может быть“.

Думаю, что партийные консерваторы мысленно аплодировали в те минуты уважаемому Николаю Ильичу. Психологическая „установка“, политическая негибкость, исходящая из самых благородных и правильных побуждений, — вообще, на мой взгляд, главная беда наших радикал-демократов. Я говорю не об умении идти на компромисс, а об ослеплении правильной целью, о политическом догматизме в его демократическом варианте.

В этот момент председательствующий обрывает дискуссию и ставит на голосование поправку: „Лицо, избранное на пост Президента СССР, не может занимать другие политические и государственные посты“. В зале шум, но уже включена электронная система. Проходит минута и 45 секунд. За поправку — 1303. Против — только 607. Поправка тем не менее не проходит. Кворум для ее принятия — 1497. Значит, еще бы неполные две сотни голосов, и спонтанный блок неосталинистов и радикал-демократов одержал бы победу.

Для демократии эта победа была бы пирровой. Ведь впереди были партийные съезды, способные при неблагоприятном для демократии раскладе повернуть общество вспять. И мы знаем, как трудно, по самому краю, они прошли, несмотря на то что Горбачев остался генсеком и на них председательствовал. Более того, ясно, что и инициативный съезд РКП в Ленинграде, и конференция коммунистов России, ставшая Учредительным съездом коммунистической партии РСФСР, и атака консерваторов на XXVIII съезде КПСС — все это зиждилось на том драматическом для Горбачева результате голосования 13 марта 1990 года. „Правым“ казалось, что еще удар, еще один натиск — и то, чего в ноябре 1989-го не добился своим „митинговым путчем“ Борис Гидаспов, свершится.

Впервые только 607 сторонников оказалось у Горбачева в зале заседаний Кремлевского Дворца съездов. И если бы поправка принималась не двумя третями голосов, в тех политических условиях Горбачев должен был бы капитулировать перед волей Съезда и отказаться от самой мысли о президентском кресле. Но ведь поправка в Конституцию уже внесена, президентство на Руси учреждено, кресло воздвигнуто и свободно…

Горбачев редко допускал тактические ошибки, но непосредственно сразу после того голосования он такую ошибку сделал. Известный космонавт — депутат Алексей Елисеев предложил записать, что избранное на пост Президента СССР лицо не может занимать другую оплачиваемую должность. И Горбачев не нашел ничего лучшего, как пуститься в рассуждения о своей зарплате:

— Тут надо разобраться. Ну, к примеру, я сейчас занимаю две должности и получаю, как и получал, зарплату члена Политбюро — 1200 рублей. Зарплату свою, установленную Председателю Верховного Совета СССР, я ни разу не получал и, естественно, не собираюсь получать.

Видимо, Горбачев хотел подчеркнуть, что двух зарплат он не получает, так сказать, „живет на одну зарплату“… Но дело