Читать книгу - "Эйнштейн во времени и пространстве. Жизнь в 99 частицах - Сэмюел Грейдон"

развивался медленно и так долго не мог научиться говорить, что встревоженные родители обратились к врачу. Определенные затруднения Альберт испытывал практически все детство: если ему надо было что‐то сказать, пусть даже самую простую фразу, он сначала шептал нужные слова про себя, из‐за чего горничная называла его дурачком[24]. Озабоченные родители попытались нанять гувернантку, но все кончилось тем, что и она стала называть мальчика Батюшка Зануда[25]. В конце концов к семи годам Эйнштейн перерос эту привычку.

Как и все другие дети, брат и сестра пререкались и дразнили друг друга, но иногда дело выходило за рамки обычной ссоры. Бывало, маленький Альберт закатывал истерики, во время которых, как вспоминала Майя, его лицо желтело, кончик носа становился белым и он полностью терял контроль над собой. Однажды, когда Эйнштейн перешел на домашнее обучение, он так разозлился на учительницу, что схватил стул и ударил ее. Бедняга сбежала, и больше ее никогда не видели.

“В другой раз он швырнул большой шар для игры в кегли в голову своей маленькой сестры”, – написала Майя примерно через сорок лет после того случая[26]. Вероятно, она не до конца простила брата. А как‐то Альберт ударил ее по голове детской мотыгой. Майя прокомментировала это следующим образом: “Это доказывает, что сестре интеллектуала необходимо иметь очень крепкий череп”[27].

3

Однажды, когда Альберту было четыре или пять лет, он лежал больной в постели. Отец, зашедший проведать мальчика, подарил ему карманный компас. Он хотел, чтобы Альберт понял предназначение компаса и мог с ним играть. Обследовав новую игрушку, Эйнштейн пришел в такое возбуждение, что ему даже стало зябко. Магнитная стрелка компаса заворожила его: он не мог понять, что происходит. Мальчик знал, что контакт тел может заставить их двигаться – это следовало из повседневного опыта, но стрелка была за стеклом, вне досягаемости, ее нельзя было потрогать. Ничто не касалось ее, а все же она двигалась, словно сжатая пальцами.

Альберт уже достаточно подрос, и такие явления, как, например, ветер и дождь, были ему привычны, он не приходил в замешательство из‐за того, что луна висит в небе и не падает. Это было привычно и знакомо с самого рождения. Но стрелка компаса, неизменно указывающая на север независимо от того, что он с компасом делает, казалась настоящим чудом.

Наблюдая, как дрожит стрелка, когда возвращается в исходное положение, Эйнштейн пришел к выводу, что это не укладывается в рамки его понимания мира. Он не знал ничего о магнитном поле Земли, но ему казалось, что на стрелку должна действовать какая‐то неведомая ему сила. По прошествии более шестидесяти лет Эйнштейн, рассказывая об этом эпизоде, говорил, что тогда ему стало ясно: “за этим должно таиться нечто глубоко скрытое”[28]. И он хотел попытаться найти объяснение этому “нечто”.

“Хотя тогда я был совсем ребенком, воспоминание об этом событии никогда не покидало меня”[29].

4

Герман Эйнштейн считал еврейские традиции пережитком “древних суеверий”[30] и гордился тем, что в его доме они не соблюдались. Лишь один из дядьев Альберта посещал синагогу, но делал это только потому, что, как он часто говорил, “никогда не знаешь наверняка”[31][32].

Поэтому неудивительно, что, когда Альберту исполнилось шесть, родители с радостью отправили его в Петершуле – местную католическую начальную школу. В классе было около пятидесяти детей, и он был единственным евреем. Эйнштейн учился по общей программе, изучая в том числе разделы катехизиса, Ветхий и Новый Завет и принимая участие в евхаристии. Эти уроки ему нравились, и он так хорошо все знал, что даже помогал одноклассникам выполнять домашние задания.

Несмотря на его происхождение, учителя относились к Эйнштейну хорошо, однако одноклассники дразнили его и по пути домой часто приставали и нападали.

Впрочем, отправить сына в католическую школу – это одно, но совсем другое – допустить, чтобы он всецело попал под влияние католиков. Поэтому для восстановления равновесия родители пригласили к мальчику дальнего родственника, который должен был преподавать ему основы иудаизма. Однако Эйнштейн пошел гораздо дальше. В 1888 году, когда ему было девять лет, он неожиданно превратился в ревностного иудея: по собственной воле строго следовал религиозным предписаниям, соблюдал субботу и ел кошерную пищу. Он даже сочинил свои собственные песнопения и исполнял их по дороге из школы домой. А семья тем временем продолжала жить своей собственной, светской жизнью.

Превращение католика[33] в иудея совпало с переходом Альберта в среднюю школу, гимназию Луитпольда, располагавшуюся почти в центре Мюнхена. Наряду с традиционной латынью и греческим в новой школе изучали математику и естественные науки, а кроме того, специальный учитель занимался религиозным воспитанием учеников-евреев.

Позднее Эйнштейн вспоминал, что в окружавшем их дом саду он тогда ощущал что‐то, напоминающее райское блаженство. Он был там счастлив, он мог отдаться созерцанию, а воздух, напоенный запахом весенних деревьев и едва распустившихся цветов, укреплял его веру. Здесь же, в саду, он осознал то, что называл “ничтожностью надежд и стремлений, мучающих большинство людей всю их жизнь”[34].

О том периоде своей жизни Эйнштейн говорил как о “религиозном рае”[35], но покинул он этот рай так же неожиданно, как и попал в него. В двенадцать лет Альберт утратил всякий интерес к религии. В этом возрасте ему следовало готовиться к бар-мицве, чтобы формально подтвердить свою принадлежность к иудаизму. Возможно, в какой‐то мере и это сыграло свою роль. Однако позднее Эйнштейн осторожно соотносил утрату веры с влиянием того, что можно назвать научным мышлением.

Эйнштейны, хотя и несколько нетрадиционно, соблюдали один из еврейских обычаев. В еврейских семьях принято было приглашать какого‐нибудь бедного религиозного студента на субботнюю трапезу. Эйнштейны приглашали к себе студента-медика Макса Талмуда по четвергам. Ему был двадцать один год, Альберту – десять, но они вскоре подружились. Выяснив, что интересует мальчика, Талмуд стал приносить ему учебники по математике и точным наукам, а Альберт каждую неделю охотно показывал Максу задачи, над которыми работал. Вначале Талмуд помогал Эйнштейну, но достаточно скоро тот превзошел своего учителя.

Эти занятия оказали большое влияние на Эйнштейна. “Читая научно-популярные книги, я скоро пришел к убеждению, что большинство библейских историй никак не могут быть правдивыми. Появилось ощущение, что с помощью лжи государство намеренно вводит в заблуждение молодежь – вывод сокрушительный, – вспоминал он. – Последствием этого стало прямо‐таки фанатическое свободомыслие”[36].

Такое понимание религии сохранилось