Читать книгу - "Древнерусская государственность: генезис, этнокультурная среда, идеологические конструкты - Виктор Владимирович Пузанов"

и некоторых других новейших авторов", считает "отсутствие должной определенности в понимании самого исследуемого предмета — государства как такового, — какими должны быть его наиболее универсальные признаки, в чем они проявляются, в какое время и при каких обстоятельствах происходит их формирование, наконец, в чем состоит процесс образования государства"[67].

Справедливости ради, следует отметить, что разница между понятиями дружинное государство, с одной стороны, и рабовладельческое, феодальное, общинное — с другой, все же, имеется. И рабовладельческие, и феодальные отношения определяют сущность социальных и политических связей снизу доверху. То же самое можно сказать и о системе общинных отношений, выступающих формой существования многоуровневой системы административно-политической организации социума. Община являлась основным структурообразующим элементом древних обществ, тогда как дружина — формой организации части правящей элиты в отдельных обществах.

Достаточно основательно в постсоветской историографии Древней Руси утвердились и представления о вождестве, как универсальной форме социальной организации, непосредственно предшествующей государству. Помимо уже рассматривавшихся точек зрения, особо следует остановиться на взглядах украинского археолога Я.В. Барана, который признает универсальный характер "такой формы социальной организации", как вождество. Касаясь соотношения племени и вождества, он, вслед за Л.С. Васильевым, полагает, что "племя как социальное образование совпадает с понятием "чифдом""[68]. Со временем у славян появляются сложные чифдомы, свидетельства о которых он находит уже в известии Иордана об антском вожде Боже[69]. Принимая концепцию А.Н. Насонова и Б.А. Рыбакова о "Русской земле", Я.В. Баран видит в последней "классический пример возникновения и все большего усложнения чифдома, который эволюционировал в сложное вождество, а впоследствии стал государством". Этот вывод, по мнению исследователя, подтверждается и сообщением летописи о "княжениях" у славян[70]. "В феномене чифдома с характерной для него системой власти-собственности — по словам Я.В. Барана — было заложено по-меньшей мере два пути дальнейшего развития. Там, где власть-собственность оставалась недифференцированной, после появления легализованного аппарата принуждения создавались государства типа восточных деспотий… Если же происходила дифференциация власти и собственности, то возникали государства европейского типа, каковым и являлось первое государство восточных славян — Киевская Русь"[71].

Выведенная на этнографических материалах Океании, теория вождества сталкивается с проблемами при применении ее к конкретному материалу других частей планеты. Попытки выделения археологических критериев вождеств вряд ли можно считать убедительными. Создается впечатление, что ученые ухватились за очередную "универсальную теорию", вносящую методологическую стройность и упорядоченность в исторические сочинения, но имеющую те же недостатки в плане применения к конкретному историческому материалу, что и другие "универсальные" теории. Понимая уязвимость такого "универсализма", отдельные исследователи отказываются от использования теории вождества, а другие усматривают в вождествах лишь один из возможных путей политогенеза. Многие представители отечественной науки, наряду с понятием "вождество" оперируют и более привычными: "военная демократия", "племя", "союз племен" и т. п.

Не вдаваясь в полемику по поводу вождеств, еще раз отметим, что они были выделены на материалах весьма специфических, узколокальных обществ, являющихся, если так можно выразиться, "тупиковой ветвью" развития цивилизации. Достаточно логичная для объяснения процессов политогенеза в ряде (а, может быть, и в большинстве) регионов Азии, Африки и Америки, рассматриваемая теория трудно приложима к европейскому материалу. Впрочем, как формационная, и ряд других теорий, теория вождества, хороша тем, что ее, при желании, можно применить практически ко всем обществам. Правда и вопросов в связи с такой универсальностью она порождает не меньше[72]. Понимая уязвимость такого "универсализма", некоторые исследователи отказываются от использования понятия вождество, другие усматривают в вождествах лишь один из возможных путей политогенеза.

На древнерусском материале такой подход характерен для Е.А. Шинакова. Исследователь принял положение Е.А. Мельниковой о дружинном государстве, но лишь как одном из возможных путей политогенеза[73]. По его мнению, "наличие дружины (в строгом смысле слова) еще не говорит о "дружинном государстве"", о котором "можно говорить лишь тогда, когда дружина становится если не единственной, то главной внешневоенной силой, устраняя все другие виды формирований, монополизируя… как институт, все управленческие функции"[74]. Вождества, по его мнению, также не являлись единственным и универсальным потестарно-политическим организмом, предшествовавшим государственности. Он выделяет в Восточной Европе IX–X в. 5–6 зон потестарности, соответствующих если не форме, то этапу вождеств. Для Севера, например, характерны предгорода-республики, Юго-Запада — "территориальные "вождества"", для радимичей — религиозно-общинная потестарная организация и т. д. "Империя Рюриковичей" второй половины IX–X в. Е.А. Шинакову представляется в виде двухуровневого государства, "верхний ("федеральный", "имперский") уровень которого образует правящая военно-торговая корпорация "Русь", нижний — князья, вожди, старейшины отдельных подчиненных ей субгосударств — территориальных вождеств-княжеств и протогородов-государств"[75].

"Для Руси конца Х — середины XI в. основной являлась корпоративно-дружинная форма ранней государственности с элементами (в регионально-, или структурно-политическом плане) линий развития к городам государствам (не только Новгород, Псков и Полоцк, но и такой институт как "вече", во многих городах, а также боярско-аристократические тенденции в Ростове, Галиче и др.). Эта основа дополнялась некоторыми элементами "политарной"… и феодально-иерархической… форм государственности"[76].

Попытка многолинейного и сравнительно-исторического подхода к решению проблемы генезиса Древнерусского государства, синтеза концептуальных положений и элементов основных современных теорий ("вождеств", "потестарных обществ", "дружинного государства", "городов-государств", "государственного феодализма" и т. д.), предпринятая Е.А. Шинаковым, весьма интересна. Однако это же обстоятельство, не в последнюю очередь, придает построениям автора вид здания, в котором архитектор попытался совместить несовместимые стили и технологии. Трудно признать удачной и разработанную им методику "использования археологических источников с целью выявления признаков … тех или иных элементов, этапов, линий процесса государствообразования и форм потестарно-политических структур". В этой связи в очередной раз возникает вопрос об эффективности использования археологических методов при изучении сложнейших процессов социо-культурной эволюции. Даже при наличии параллельной базы письменных источников, археологический материал, в силу своего характера, малоинформативен при рассмотрении указанной проблемы. Для анализа потестарных общностей не отраженных в письменных источниках он оказывается просто бессильным.

Новые веяния не обошли стороной и историков права, которые, со времен С.В. Юшкова (сформировавшегося, как исследователь еще в дореволюционный период), не создали сколько-нибудь впечатляющих трудов по древнерусскому периоду[77]. В 1997 г. увидела свет монография А.Н. Тимонина, посвященная проблемам образования Древнерусского государства. Автор оказался в весьма затруднительной ситуации, поскольку новейшие достижения и мировой, и отечественной историографии долгое время оставались не востребованными его коллегами-юристами. Видимо, этим обстоятельством, не в последнюю очередь, объясняется известный эклектизм и внутренняя противоречивость, свойственные его работе. Не могло не сказаться и упрощенное понимание ситуации, сложившейся в разработке методологических принципов исторического исследования: она представляется автору однолинейной, как процесс смены формационного подхода цивилизационным[78]. Полемизируя с А.Е. Мельниковой, А.Н. Тимонин, со ссылкой "Свод этнографических понятий