Читать книгу - "Волки Второй мировой войны. Воспоминания солдата фольксштурма о Восточном фронте и плене. 1945 - Ханс Тиль"

умер сын Тиля Томас. Получив наконец возможность связаться с родными, Тиль узнал, что все его родственники, кроме сына и одного из братьев, живы и здоровы, но и тогда он не знал, увидит ли когда-нибудь их снова, сможет ли покинуть тот ад, в который попал. А это был действительно ад, поскольку в новых польских лагерях была более чем скрупулезно воссоздана та обстановка, что царила в нацистских концентрационных лагерях.

Там не только сохранились прежние постройки, но и родственники многих вновь назначенных комендантов таких лагерей во время войны сидели в немецких концлагерях. И теперь лагерная администрация подвергала немцев тем же издевательствам, как те, в результате которых совсем недавно погибли сотни тысяч представителей польского народа. Особенно знаменит своими массовыми экзекуциями был лагерь Кальтвассер близ Бромберга (Быдгощ). После того как в конце 1945 года этот лагерь был закрыт, его обитателей отправили в расположенный поблизости лагерь Лангенау (Легново), где какое-то время провел и Тиль. В конце концов заключенных из Лангенау и всех остальных расположенных поблизости лагерей отправили в Потулиц.

Большинство из отбывавших в тех лагерях наказание немцев не были виновны в преступлениях нацистов. Почти все они были некомбатантами, и значительную долю среди них составляли женщины и дети. Лишь небольшой процент заключенных приходился на военнопленных, в том числе тех, которые, подобно нашему автору, были призваны лишь в самый последний момент для защиты своих домов и семей и не испытывали особой привязанности к Гитлеру и нацистам.

Вот Тиля выпускают из Потулица, и он уже стал питать надежды на скорую отправку домой, когда вместо этого его доставили в другую тюрьму, в Кониц, где тогда содержались гражданские преступники. Позже его снова вернули в Потулиц, и все повторилось в том же порядке: надежда на освобождение, а затем – новое место заключения. После почти четырех лет заключения Тиля перевезли из Польши в Восточную Германию и там освободили. Наконец он сумел найти свой путь к свободе: при первой же возможности Тиль тайно проник на поезд у границы с Западной Германией (между землями Гессен и Тюрингия), на котором добрался до американского сектора.

Если бы даже поляки и русские не препятствовали возвращению автора воспоминаний в Восточную Пруссию, Тиль все равно никогда больше не увидел бы свою ферму. По результатам Потсдамской конференции все имущество проживавших там немцев подлежало конфискации, а сами они должны были переселиться западнее, за линию по Одеру и Нейсе. Но соглашения, заключенные союзниками в Потсдаме, мало значили для человека, которому довелось лично наблюдать за тем, как его польский хозяин порвал на клочки документы об освобождении, выданные ему взявшими его в плен русскими, а затем швырнул эти бумажки на землю перед ним.

Несмотря на все эти ужасные преступления, спустя 60 лет, в отличие от широко распространенной информации о зверствах Гитлера и нацистов, очень немногим было известно о том, что такое могло твориться в послевоенной Польше. Скудости материала способствовал целый ряд факторов, в том числе, возможно, и боязнь того, что заинтересованные критики могут усмотреть в освещении и обсуждении фактов насилия в отношении немецких заключенных, как военных, так и гражданских, попытку защиты нацистов. Но сокрытие или замалчивание фактов насилия, где бы и в какой форме оно ни осуществлялось, никак не идет на пользу исторической правде. Как сказал Эли Визель: «Любой, кто не старается активно и постоянно запоминать и не заставляет помнить других, является пособником врага» («Масштабы холокоста», 1977).

Наконец, будучи очевидцем, который почти наверняка делал свои записи для семьи, которой он и отправил переведенный здесь документ, Тиль по понятным причинам не предоставляет документальные подтверждения своих слов, как это требуется от историка или журналиста. Время от времени изложенные там факты подтверждаются в работах историков, которые писались спустя десятилетия после событий, им описанных. Иногда речь идет о чем-то общем, как, например, использование набранных по призыву мужчин в подразделениях «Народного призыва» при возведении оборонительных сооружений в Восточной Пруссии в 1944 году. Однако порой находят подтверждение и более частные случаи, как, например, описание развешенных в Данциге на деревьях тел казненных в качестве акта возмездия с плакатами на груди, где перечислялись совершенные ими преступления. Или описание празднования Рождества в Потулице (см. Дэвид Йелтон, «Фольксштурм Гитлера», 2002 и Кристофер Даффи, «Красная буря в рейхе» 1991). Эти описания являются яркими свидетельствами того, что труд Ханса Тиля может послужить для того, чтобы шире распахнуть глаза историков на события, которые были признаны лишь недавно, и что он позволяет взглянуть на них взглядом того, кто лично пережил все те страшные годы.

Тиль как мемуарист

Не всякий читатель будет одинаково реагировать на те события, которые Тиль описывает в своих воспоминаниях, да и отношение к самому автору может быть разным. Однако большинство, скорее всего, согласится с тем, что гамма настроений в повествовании постоянно меняется от злости к настоящему отчаянию, от страха – к случайной надежде, от отвращения – к своеобразному юмору, что придает тексту характер аутентичности, заставляет принимать его и даже относиться с сочувствием. Юмор всегда оттенен иронией, порой доходящей до уровня сарказма. Возможно, эти мрачные шутки объясняются характером аудитории и в не меньшей мере – характером самого автора. В конце концов, аудиторию Тиль почти точно ограничивал своей семьей, а может быть, даже всего лишь одним из братьев, которому он отправил этот документ как нечто вроде длинного письма. Для такого документа характерна почти полная откровенность, вызванная близкими родственными отношениями автора и получателя, которые, помимо всего прочего, обеспечивают легкость в личном общении.

Привлекают особое внимание некоторые страницы воспоминаний, описывающие поведение Тиля в различных обстоятельствах. Одной из них является постоянное нежелание Тиля занимать по рекомендации администрации любую командную должность. Это нежелание могло быть вызвано просто намерением всегда оставаться в тени, так как потенциально любая должность несет с собой ответственность, а также риск последующих жалоб и даже обвинений. То, что, несмотря на это нежелание, его постоянно назначали на такие должности, можно объяснить отчасти его энергией, очевидным опытом управления и даже откровенно впечатляющими внешними данными – при росте 195 сантиметров Тиль обладал внушительной фигурой. Так, в фольксштурме Тиль в возрасте между 40 и 45 годами попал в общество тех, кому зачастую было либо за шестьдесят, либо, наоборот, юношей из гитлерюгенда, которым еще не исполнилось 18 лет.

Кроме того, Тиль часто упоминает о своей необыкновенной удачливости и способности избегать откровенно опасных ситуаций. Но при этом порой он,