Читать книгу - "Страна за горизонтом - Леонид Спивак"

Петрову встретился на американских перекрестках тот самый, только сильно постаревший Матвей Лозинский…» Речь идет о герое повести В. Г. Короленко «Без языка» (1895), первом из русских художественных произведений на американскую тему.

Американская домохозяйка

«В общем это, конечно, большой город, – высказались о столице электропромышленности острые на язык советские гости. – В нем много асфальта, кирпича и электрических ламп, – может быть, – даже больше, чем в Риме. И уж наверно больше, чем в Риме, – электрических холодильных шкафов, стиральных машин, пылесосов, ванн и автомобилей. Но этот город чрезвычайно мал духовно, и в этом смысле он мог бы целиком разместиться в одном переулочке».

Скенектеди как метафора американской провинции впервые возникнет у плодовитого романиста XIX века Генри Джеймса, признанного литературного мэтра по обе стороны Атлантики. Повесть «Дейзи Миллер» (1878) – путешествие в Европу юной и наивной дочери бизнесмена из Скенектеди – впервые вводит в американскую словесность социокультурные противоречия двух континентов. Генри Джеймс объяснил соотечественникам, что не приемлют в них рафинированные европейцы: вульгарный практицизм, отсутствие культурного багажа, резкую речь янки, свободные манеры американских женщин (включая курение).

Простодушная дочь Скенектеди столкнется с холодным высокомерием общества и тонкой интригой соблазнения и не закончит путешествия – подхватит смертельную лихорадку, гуляя ночью среди развалин старого Рима (остатки Вечного города как олицетворение безжизненной, «музейной» европейской культуры). Социальный конфликт у Джеймса поднимается до высокой символики, которую использовал позднее Набоков: провинциальная и обольстительная Лолита-Америка и пресыщенный искушенный Старый Свет, который ведут к саморазрушению заложенные в нем противоречия.

У каждого из приехавших в Соединенные Штаты случилось собственное их открытие, порой весьма своеобразное. Город на реке Мохок поразил Ильфа и Петрова «высоким техническим разумом», который «с предельным умением» порождал большие и малые современные чудеса: электрическую кухонную плиту (ее называли беспламенной плитой) с вытяжкой и таймером, прибор-регулятор температуры для комнат и спален, выбрасывающий кубики льда рефрижератор и термощипцы для завивки волос… Равнодушный к материальным достижениям американской цивилизации Владимир Набоков отыскал в рощах близ Скенектеди доказательства своего анализа таксономического значения гениталий неарктических форм бабочек-голубянок.

История с золотым портсигаром

Ильф и Петров – имена в некотором смысле загадочные. Несмотря на большое количество воспоминаний, мы слишком мало знаем их историю. Авторы культовых книг для нескольких поколений, они породили немалое количество мифов, стали объектом для самых парадоксальных историко-литературных исследований и домыслов.

Официальные советские биографии Ильфа и Петрова бедны событиями. Старший из будущего писательского дуэта, Илья Ильф, был третьим сыном одесского банковского служащего Арье Файнзильберга. Глава семейства хотел, чтобы все мальчики получили надежную профессию, поэтому Илья закончил ремесленное училище и начал работать в чертежном бюро. К беспокойству отца, сыновья проявляли больше интереса к литературе и искусству, нежели к «практическим специальностям».

Илья Ильф

Евгений, младший в будущем литературном тандеме, сын преподавателя епархиального училища, в те годы зубрил греческий и латынь в классах 5-й одесской мужской гимназии. Более известен был его старший брат Валентин Катаев – подающий надежды литератор, чье дарование оценил сам Бунин. Жизнь южного города у моря в ощущении надвигающихся бурь перейдет на страницы известной катаевской повести «Белеет парус одинокий».

По подсчетам старожилов, власть в Одессе в годы революции и гражданской войны менялась четырнадцать раз: Антанта, гетман, Директория, Добровольческая армия. В повести «Сухой лиман» Валентин Катаев писал: «Немецкая оккупация и никому не понятная гетманщина сменялись петлюровщиной; петлюровщину вышибала молодая Красная гвардия; Красную гвардию сменяли интервенты: высадились со своих военных транспортов отряды британской морской пехоты, которые бегали по улицам, гоня перед собою футбольные мячи, маршировали черные как смола сенегальские стрелки и зуавы в красных штанах и стальных касках – цвет французской оккупационной армии; появились греческие солдаты со своими походными двухколесными фургонами, запряженными ослами и мулами; потом интервенты исчезли; их заменили белогвардейцы – деникинцы со своей контрразведкой, которая расстреливала и вешала ушедших в подполье большевиков…»

Летом 1919 года из-за наступления белой армии на Одессу под ружье поставили даже негодных к строевой службе. Теоретически они могли видеть друг друга в прицел: рядовой красного ополчения Илья Файнзильберг и деникинский офицер Валентин Катаев, его одногодок и будущий друг.

Слишком опасные тайны ранней советской истории: многие из того поколения на протяжении всей жизни вынуждены были таить «скелеты в шкафу». Весной 1920 года Валентин Катаев и его младший брат Евгений были арестованы одесской ЧК. Младший, надеясь на снисхождение, уменьшил свой возраст. Фальшивый год рождения 1903 оставался с ним на всю жизнь. Братьям сильно повезло: их выпустили через полгода, в отличие от многих других, получивших в подвале чекистскую пулю в затылок.

После гражданской войны Илья Ильф перепробовал множество занятий, самым приличным из которых был бухгалтерский учет (мечта его отца) в заведении с названием Опродкомгуб. Сам Илья Арнольдович позднее признавался, что счетоводом оказался неважным и «после подведения баланса» перевесила литературная, а не бухгалтерская деятельность.

Первые журналистские опыты Ильфа в одной из одесских газет не оплачивались, зато в редакции выдавали ячневую кашу и соленую хамсу. Евгений Петров в это время работал следователем уголовного розыска и чаще всего выводил пером на серой казенной бумаге протокол осмотра трупа. По легенде, они даже не встречались в родном городе, что маловероятно, а познакомились уже в Москве.

Оба южанина, переехав в 1923 году в столицу, устроились, по протекции Валентина Катаева, в редакцию газеты «Гудок» в отдел фельетонов. Бесконечные коридоры Дворца Труда на набережной Москвы-реки, где размещалась редакция «Гудка», – точные прообразы тех, по которым в «Двенадцати стульях» мадам Грицацуева гонялась за Остапом Бендером. Задиристая газета железнодорожников не могла кануть в литературную Лету, ибо в ней, помимо Катаева, Ильфа и Петрова, в те же годы работали М. Булгаков, Ю. Олеша, К. Паустовский, а в шумную редакционную комнату «Гудка» нередко захаживали И. Бабель, В. Маяковский, В. Шкловский.

Дворец Труда в Москве

Вместе с первыми опубликованными фельетонами родились два знаменитых псевдонима. Илья (Иехиель-Лейб) Файнзильберг составил свое литературное имя на еврейский манер – как аббревиатуру из первых букв имени и фамилии – ИЛЬФ. Евгений Петрович Катаев, забросив писания протоколов следствия, взял (по отчеству) псевдоним Петров, чтобы не конкурировать с литературным именем старшего брата.

Судя по воспоминаниям Валентина Петровича, летом 1927 года он предложил молодым фельетонистам авантюрный фабульный ход для первого совместного романа: «сюжет о бриллиантах, спрятанных во время революции в одном из двенадцати стульев гостиного гарнитура». Сам Катаев видел себя в роли Дюма-отца, наводящего финальный лоск на тексты начинающих литераторов. В обговоренных условиях «тройственного союза» фигурировал золотой портсигар (предмет особого шика), которым дебютанты должны были одарить «мэтра» с первого гонорара.

Сам того не ведая, Валентин Катаев стал «повивальной бабкой»