Читать книгу - "Руанда: принять примирение. Жить в мире и умереть счастливым - Кизито Михиго"

час, когда я пишу это свидетельство, я размышляю о том, что случилось со мной. В апреле 2014 года я был тайно похищен и задержан руандийскими секретными службами, и долгое время моя семья не могла узнать, где меня искать, а полиция не инициировала юридической процедуры моего задержания. Наконец, меня вывели в наручниках к журналистам, чтобы я полностью признал свою вину и попросил прощения у всех руандийцев за то, что я стал предателем страны. На самом деле в ту секунду, когда я пишу эти слова, я не знаю, будет ли день, когда я смогу выйти из тюрьмы живым? Или политическая власть этой страны решит завершить мою жизнь убийством до того, как я полностью отбуду десятилетний срок, данный мне «правосудием режима» в наказание за «заговор против правительства и Президента Республики».

Всё было сделано для того, чтобы я был убит 6 апреля 2014 года, в день моего похищения. Но Бог не допустил этого. В тот день я не был готов взойти на небеса. Сегодня я всецело готов к смерти. Я умру с миром в душе, как Бог этого хочет. Как я простил тех геноцидеров, что убили моего отца, так я прощаю тех, кто хотел убить меня 6 апреля 2014 года.

Мои откровенные признания сегодня – это не крик о помощи. То, что меня побуждает и обязывает говорить об этом, – это глубокий душевный покой, который я познал и которым я укрепляюсь среди моих невзгод.

Я жил во время геноцида и пережил его, чтобы узнать смысл Прощения и Примирения и начать проповедовать их. Я попал в тюрьму, чтобы узнать, что такое Свобода и душевный покой. Я пять лет пел песню «Twanze gutoberwa amateka», прежде чем начать жить по-настоящему: «Если бы я не жил во тьме, я бы никогда не узнал благодеяний света».

2. Как я выжил в геноциде

В Кибехо, очень набожном регионе на юге Руанды, где я родился 25 июля 1981 года и где я был крещён в католической церкви спустя несколько недель после рождения, именно там меня и мою семью настиг геноцид 1994 года.

Мой отец, Бугузи Августин, директор начальной школы в Кибехо, был убит там в апреле, когда отказался покинуть свою престарелую мать, в то время как я и остальная семья скитались в горах на юге страны, пытаясь сбежать в Бурунди (соседнюю страну). Мне было 12 лет и 9 месяцев, когда по пути в Бурунди я был свидетелем убийств при помощи мачете, штыков и дубинок; люди погибали от разрывов гранат и ружейных пуль. Старикам отрезали головы перед тем, как выбросить их в реку на моих глазах.

Младенцы, вырванные из рук матерей, превращались в орудия, которыми разбивали стены перед тем, как убить их матерей. На пути в Бурунди я встретил военного, который сказал мне, что я единственный мальчик из Кибехо, который выжил. Он обещал убить меня на десерт. Перед тем как быть съеденным, десерт сидел на берегу реки рядом со старой плачущей женщиной, которая смотрела в воду, полную трупов. Несколько мгновений спустя некий тутси, вооруженный луком и стрелами, появился на бегу на холме. Он приблизился и встал на колени перед геноцидером. «Убьём его!» – крикнул военный справа от меня и бросился к стоящему на коленях тутси. Десерт предпочел сбежать и оставить пожилую женщину с убийцами. Мир ее душе!

В Карама, образовательном центре и центре приходской помощи в префектуре Бутаре (недалеко от Кибехо), который стал убежищем для региона тутси, моя семья пробыла 12 дней прежде чем продолжить путь в Бурунди. Нас было очень много. Приблизительно 20 тысяч. В комнатах центра мы спали буквально друг на друге. Ночью было трудно выйти в туалет. Каждый вечер центр атаковала вооруженная милиция экстремистов хуту «Интерахамве», которые хотели грабить и убивать. Однажды маленький мальчик захотел сделать «пи-пи» ночью, и ему сказали, чтобы он облегчился в окно.

Пока он справлял малую нужду что-то разорвалось, и мальчик вернулся к нам кусками. Это была граната.

В течение двух недель каждодневные атаки милиции отбивались большим количеством беженцев, которые искали защиты за каменными стенами. Но в воскресенье 19 апреля около полудня, когда мы собрались есть рис на обед в епархии Каритас, мы были атакованы группой, состоящей из военных, жандармерии и милиции. Они были вооружены, и их было много.

От полудня до 15 часов в нас стреляли из ружей и закидывали гранатами. Мужчины тутси, которые прятались среди нас, решили выйти и умереть, защищаясь. Они пытались бросать булыжники против многозарядных ружей. Они не вернулись. Милиция «Интерахамве», воспользовавшись хаосом, вошла в помещение со своими мачете для того, чтобы отрубить головы женщинам и детям тутси, задыхавшимся от слезоточивого газа.

Я спрятался среди трупов и был весь покрыт кровью. После трех часов стрельбы, бомбардировки и убийств при помощи мачете, которыми занималась армия, жандармерия и милиция, снаружи здания послышался голос, который возгласил: «Боеприпасов больше нет!» Когда мы вышли из здания и побежали в разные стороны, мы пересекали поле, полностью покрытое трупами.

Пытаясь убежать и спастись, нужно было не растоптать наших. Один человек, спрятавшийся на поле для игр перед школой, просил о помощи: «Пожалуйста, не бегите по мне!» Когда я бросил взгляд, я увидел кого-то без ног – просто его голова, его грудь и его машущие руки… Я остановился на несколько секунд и спросил себя, что я должен сделать. Затем я бросился бежать, чтобы не отстать от остальных, заливаясь слезами. Уходя из Карамы (транзитного центра недалеко от моего родного региона), я потратил два дня и две ночи для того, чтобы перебраться в Бурунди. Расставшись с семьёй на этом крестном пути, я прибыл в Бурунди, будучи уверен в том, что я единственный выживший. К счастью, это было не так.

Я разыскал одну за другой моих сестёр и мою мать с маленьким братиком, сидящим у нее за спиной. Ему не было и года. Мои сестры прибыли поодиночке в Бурунди, и мы оказались в разных лагерях беженцев. Я обрёл снова всех членов моей семьи, кроме отца, убитого в Кибехо.

Беженцы не стыдились постоянно нам лгать о том, что они видели моего отца где-то в Бурунди. Кто-то говорил, что он был в Бужумбура, а кто-то – что в Каянзе. Слухи в лагерях беженцев могут быть даже полезными для того, чтобы посеять хотя бы малейшую надежду в душах, но они же могут быть и