Читать книгу - "Думы - Кондратий Федорович Рылеев"

Вот страшный ряд ужасных дел,

Владимира покрывших славой!

Не через них ли приобрел

Ты на любовь Рогнеды право?..

Страдала, мучилась, стеня,

Вся жизнь текла моя в кручине;

Но, боги! не роптала я

240 На вас в злосчастиях доныне!..

Впервые днесь ропщу!.. увы!..

Почто губителя отчизны

Сразить не допустили вы

И совершить достойной тризны!

С какою б жадностию я

На брызжущую кровь глядела,

С каким восторгом бы тебя,

Тиран, угасшего узрела!..»

Супруг, слова прервав ее,

250 В одрину стражу призывает.

«Ждет смерть, преступница, тебя! —

Пылая гневом, восклицает. —

С зарей готова к казни будь!

Сей брачный одр пусть будет плаха!

На нем пронжу твою я грудь

Без сожаления и страха!»

Сказал — и вышел. Вдруг о том

Мгновенно слух распространился —

И терем, весь объятый сном,

260 От вопля женщин пробудился...

Бегут к княгине, слезы льют;

Терзаясь близостью разлуки,

Себя в младые перси бьют

И белые ломают руки...

В тревоге все — лишь Изяслав

В объятьях сна, с улыбкой нежной,

Лежит, покровы разметав,

Покой вкушая безмятежной.

Об участи Рогнеды он

270 В мечтах невинности не знает;

Ни бури рев, ни плач, ни стон

От сна его не пробуждает.

Но перестал греметь уж гром,

Замолкли ветры в чаще леса,

И на востоке голубом

Редела мрачная завеса.

Вся в перлах, злате и сребре,

Ждала Рогнеда без боязни

На изукрашенном одре

280 Назначенной супругом казни.

И вот денница занялась,

Сверкнул сквозь окна луч багровый —

И входит с витязями князь

В одрину, гневный и суровый;

«Подайте меч!» — воскликнул он,

И раздалось везде рыданье, —

«Пусть каждого страшит закон!

Злодейство примет воздаянье!»

И, быстро в храмину вбежав:

290 «Вот меч! коль не отец ты ныне,

Убей! — вещает Изяслав, —

Убей, жестокий, мать при сыне!»

Как громом неба поражен,

Стоит Владимир и трепещет,

То в ужасе на сына он,

То на Рогнеду взоры мещет...

Речь замирает на устах,

Сперлось дыханье, сердце бьется;

Трепещет он; в его костях

300 И лютый хлад и пламень льется,

В душе кипит борьба страстей:

И милосердие и мщенье...

Но вдруг с слезами из очей —

Из сердца вырвалось: прощенье!

1821 или 1822

VI. Боян

Сочинитель известного Слова о полку Игореве называет Бояна Соловьем старого времени. Неизвестно, когда жил сей славянский бард. Н. М. Карамзин, в Пантеоне Росс. Авторов, говорит о нем так: «Может быть, жил Боян во времена героя Олега; может быть, пел ем славный поход сего аргонавта к Царю-граду, или несчастную смерть храброго Святослава, который с горстию своих погиб среди бесчисленных печенегов, или блестящую красоту Гостомысловой правнуки Ольги, ее невинность в сельском уединении, ее славу на троне». Не менее правдоподобно, что Боян был певцом подвигов Великого Владимира и знаменитых его сподвижников: Добрыни, Яна Усмовича, Рогдая. Можно предполагать, что при блистательном дворе Северного Карломана находились и песнопевцы: их привлекали великолепные пиршества, богатырские потехи и приветливость доброго князя; а славные победы над греками, ляхами, печенегами, ятвягами и болгарами могли воспламенить дух пиитизма в сих диких сынах Севера. И грубые норманны услаждали слух свой песнями скальдов.

На брег Днепра, разбив болгар,

Владимир-Солнце возвратился

И в светлой гриднице, в кругу князей, бояр,

На шумном пиршестве с друзьями веселился.

Мед, в стариках воспламенивши кровь,

Протекшую напомнил младость,

Победы славные, волшебницу-любовь

И лет утраченных былую радость.

Беспечнее веселый круг шумел,

10 Звучнее гусли раздавались.

Один задумчиво Боян сидел;

В нем думы думами сменялись..

«Какое зрелище мой видит взор! —

Мечтал певец унылый: —

Бояр, князей и витязей собор,

И государь, народу милый!

Дивятся их бесчислию побед

Иноплеменные державы,

И служит, трепеща, завистливый сосед

20 Для них невольным отголоском славы.

Их именами все места

Исполнены на Севере угрюмом,

И каждый день из уст в уста

Перелетают с шумом...

И я, дивяся их делам,

Пел витязей — и сонмы умолкали,

И персты вещие, по золотым струнам

Летая, славу рокотали![15]

Но, может быть, времян губительных полет

30 Всесокрушающею силой

Деянья славные погубит в бездне лет,

И будет Русь пространною могилой!..

И песни звучные Бояна-соловья

На пиршествах не станут раздаваться,

Забудут витязей, которых славил я,

И память их хвалой не будет оживляться.

Ах, так — предчувствую: Бояна вещий глас

Веков в пучине необъятной,

Как эхо дальное в безмолвной ночи час

40 Меж гор, умолкнет невозвратно...

По чувствам пламенным не оценит

Певца потомок юный;

В мрак неизвестности все песни рок умчит,

И звучные порвутся струны!

Но отлети скорей,

Моей души угрюмое мечтанье,

Не погашай последней искры в ней

Надежды — жить хоть именем в преданье».

1821

VII. Мстислав Удалый

Ф. В. Булгарину[16]

Мстислав, сын Владимира Великого, был удельный князь Тмутараканский. Столица сего княжества, Тмутаракань (древняя Таматарха), находилась на острове Тамани, который образуют рукава реки Кубани при впадении ее в Азовское море. В соседстве жили косоги, племя горских черкесов. В 1022 году Мстислав объявил им войну. Князь Косожский, Редедя, крепкотелый великан, по обычаю богатырских времен предложил ему решить распрю единоборством. Мстислав согласился. Произошел бой: Тмутараканский князь поверг врага и умертвил его. Косоги признали себя данниками