Читать книгу - "Там, где свет. История первой леди США - Джилл Байден"

Ознакомительный фрагментсемье, как и во всех семьях, бывали конфликты. Однако по большей части родители скрывали от нас подобные проблемы. Им было важно, чтобы мы всегда чувствовали себя любимыми.

Когда я была ребенком, то любила ходить в аптеку Па Годфри, представляя, как мои молодые родители стоят у прилавка с мороженым и не спешат расставаться, болтая о том и о сем. Но столь же легко было представить, как Ма Годфри, заметив, как отец флиртует с мамой, бросает на него злобный взгляд, который проносится через весь магазин.

Ма не очень хорошо умела показывать свою любовь, но я все равно считала, что она любит меня. В день ее смерти я отправилась навестить ее. Она лежала в своей спальне на больничной кровати, рядом сидела медсестра из хосписа. Я знала, что это момент прощания. Когда я наклонилась, чтобы поцеловать бабушку, медсестра сказала: «И вы поцелуйте Джилл, Мейбел». И Ма прошептала: «Нет». «Ма, я знаю, что ты не хочешь целовать меня, но я тебя все равно поцелую», – сказала я, поцеловала ее и ушла.

Если оставить в стороне мои чувства, то следует признать, что Ма была женщиной, опередившей свое время. Она закончила колледж, когда лишь немногие колледжи принимали девушек. Она пятьдесят лет проработала учительницей и хотела, чтобы ее дочь тоже была образованной и независимой. Когда я навещала Ма маленькой девочкой, она брала меня в свою школу. Это было старинное здание с помещением для занятий, где учились дети из разных классов. Когда бабушка читала детям, это было завораживающе, и я видела, что благодаря ей дети начинают стараться. Многие ученики были из бедных семей, и каждый год она собирала верхнюю одежду, вязаные перчатки и шарфы, чтобы раздать их нуждающимся. Я восхищалась ее щедростью и тем, как она вдохновляет своих учеников. И я усвоила этот урок учительского благородства.

Ма Годфри так и не изменила своего отношения к союзу моих родителей. Мы все научились обходить ее недовольство, даже Па, который тайком отправлял нам посылки с мармеладками и шоколадными конфетами.

Ма Годфри так и не изменила своего отношения к союзу моих родителей. Мы все научились обходить ее недовольство, даже Па, который тайком отправлял нам посылки с мармеладками и шоколадными конфетами. Ма не должна была об этом знать, ведь она была против любой помощи моим родителям. И, хотя все дети знали о тайном бракосочетании родителей, мы не говорили об этом Ма, чтобы защитить папу.

Но еще более примечательно то, что именно папа в более поздние годы настаивал, чтобы они с мамой каждый уик-энд навещали бабушек и дедушек с обеих сторон. Мама была бы не против бывать у них пореже, но папа настаивал. И, когда Ма Годфри была уже старой и больной, он единственный присматривал за ней, следил, чтобы у нее было все необходимое, и регулярно навещал. У бабушки было полно денег, чтобы обеспечить себе уход, потому что у Па была своя аптека, но мой отец давал ей заботу и внимание, которых не купишь за деньги и о которых другой человек на его месте и не помышлял бы.

Это был его способ тихого протеста: бывать у кого-то, кто сам никогда не попросит о помощи, творить добро по отношению к тому, кто ненавидит тебя. Оставить в стороне свои оскорбленные чувства, свои обиды, потому что женщина, которую ты любишь больше всего на свете, беспокоится об этом человеке. Именно так он понимал смысл семьи.

В своей книге «Адам Беде» Мари Эванс, которая публиковалась под псевдонимом Джордж Элиот, дает очень точное описание любви моих родителей, любви, которой так хотелось и мне самой:

«Что может быть важнее для двух человеческих душ, чем чувство, что они соединены на всю жизнь: чтобы поддерживать друг друга в любом труде, чтобы полагаться друг на друга в любой печали, облегчать любую боль, быть вместе в молчаливых, невыразимых словами, воспоминаниях в момент последнего прощания?»

Пережив неприятие и конфликты, мои родители выкроили маленький кусочек мира только для себя. Если постараться, я все еще могу ощутить их радость: звуки тихого смеха на переднем сиденье машины, пока девочки спят на заднем; отец, обхвативший маму за талию, когда она готовит; два обеденных стула, сдвинутых как можно теснее, чтобы ловить каждый момент близости. Их любовь, их верность, их непоколебимая преданность друг другу – это то, о чем я просила Вселенную: «Дай мне такую любовь, как у них, дай мне мою собственную семью».

Глава вторая

Нарушая границы

Все еще в школьной форме – строгой рубашке, плиссированной юбке и колготках – я решительно поднялась в горку и повернула на улицу, где жил мальчик по имени Дрю. Мне было тринадцать, и у меня была цель, хоть я и не до конца понимала, в чем она заключается. Не зная, кто окажется дома, я начала колотить в дверь. Дрю вытаращил глаза, когда увидел меня за стеклом, но двинулся к двери со всей самоуверенностью одиннадцатилетнего задиры. Он открыл дверь, а я, не задумываясь, размахнулась и двинула ему в лицо. «Ты больше никогда не будешь швыряться в мою сестру червяками!» – выкрикнула я, развернулась и побежала домой.

Бонни тогда было всего девять. Она была тихим ребенком, хотя со временем и превратилась в бодрого и общительного подростка, капитана чирлидеров в старшей школе и члена совета выпускников. И, хотя дома Бонни, как и я, проявляла характер, постоять за себя в стычках с соседскими детьми она не могла. Этот мальчишка, Дрю, так доставал ее, бросаясь червяками, что она стала их бояться. Она ненавидит их и по сей день.

Придерживая ушибленную руку, я сбежала с холма так быстро, как только могла, и ворвалась в дом. Сердце бешено билось. Бонни была в гостиной с папой, который только что пришел домой с работы. «Папа! – крикнула я. – Я только что ударила того парня, который кидался в Бонни червями!»

Он открыл дверь, а я, не задумываясь, размахнулась и двинула ему в лицо. «Ты больше никогда не будешь швыряться в мою сестру червяками!» – выкрикнула я, развернулась и побежала домой.

В 1964 году не каждый отец был бы в восторге, если бы его тринадцатилетняя дочь – именно дочь! – попыталась затеять драку, но мой папа расплылся в горделивой улыбке. «Молодец, Джилли! – сказал он. – Так и надо!»

Прошлое легко идеализировать, особенно если вы из такой дружной семьи, как моя, и выросли в пригороде Филадельфии в 1950‐х – это идеальный «кокон» детства. Мы ловили светлячков летними ночами. Мы забирались на деревья и без присмотра гуляли по лесам. Тогда не было книг по родительству – по крайней мере, ни одна из них не добралась до дома Джейкобсов, – и, хорошо это или плохо,