Читать книгу - "Завоевание Туркестана - Константин Константинович Абаза"

точно выросши из-под земли, наскакали на наш авангард: три сотни, бывшие впереди, в беспорядке подались назад, но скоро оправились и снова выдвинулись; к ним подоспели еще сотни, подскочила ракетная команда — иомуды были отброшены. Вторую и третью атаки, уже сомкнутым строем, они направили и на конницу, и на пехоту. Тут отличились две роты 1-го Стрелкового батальона, Ботмана и Рейнау, оба из шведов. Они распоряжались так спокойно, командовали так громко, отчетливо, точно были на ученье, а не под ятаганами иомудов. Вот несется на них размашистым галопом туча всадников со сверкающими ятаганами в руках. Ботман командует: «Смирно!» Уже отчетливо видны свирепые лица врагов: «Клац! Не торопиться, целить хорошенько!.. Пли!..» Это уже за 100 шагов. Снова раздается зычная команда: «Клац! Пли!» — под самые морды лошадей. Сотня их свалилась, но усидевшие всадники как исступленные врубились в ряды, сбросили сидящих за спиной товарищей и почти все погибли на штыках солдата. У Рейнау после команды «клац!» один солдат второпях выстрелил.

— Кто стрелял без команды? — спрашивает Рейнау. — Отставь! Слушать команду!

После внушения следует залп уже в лицо иомудам. Более 80 трупов оказалось за фронтом стрелков — такова была стремительность атак и выдержка пехоты.

Во время боя наши ясно слышали пение и одобрительные крики туркменок, засевших в ближайших садах; по временам они выбегали оттуда, для ободрения своих мужей и братьев, не обращая никакого внимания на то, что кругами свистели пули. В этом горячем деле наши впервые узнали храбрость туркмен, которые, в свою очередь, удивлялись стойкости русских. Отбитые на всех пунктах, они потеряли 800 убитых; у нас переранили 35, убили 6 человек. Через два дня казаки после короткого боя овладели тремя большими таборами (вагенбурги), приспособленными для обороны, причем захватили 3 тыс. арб и более 5 тыс. разного скота. После такого разгрома туркмены явились в Ильялы, куда к тому времени прибыл Кауфман; они просили генерала пощадить народ и разрешить ему вернуться на старые насиженные места. Генерал согласился на их просьбу, на уплату контрибуции дал отсрочку. Покончив с этим делом, Кауфман возвратился в Хиву, где вскоре был подписан мирный договор с ханом. Тогда Россия оставила за собой весь правый берег Аму и заставила Хиву уплатить военные издержки (2 200 000 руб.).

Все участники Хивинского похода, особенно кавказцы, сожалели о неудаче Маркозова. Начальство могло подумать, почему же он повернул назад, тогда как другие отряды, испытав те же беды, добрались до Хивы. Отважный Скобелев вызвался проверить путь от Ильялы до колодцев Игды, т. е. как бы намереваясь идти навстречу Маркозову. Получив разрешение Кауфмана, Скобелев выехал из Ильялы в сопровождении трех туркмен, оренбургского казака и своего слуги Мишки. Все они были одеты по-туркменски, на добрых конях и хорошо вооруженные. Все, что встречалось на дороге, Скобелев аккуратно зачерчивал на карту и записывал расстояние от одного колодца до другого, сверяя ход лошади с часами. Чем дальше отважные путники углублялись в пустыню, тем корма попадались хуже, колодцы все реже и реже, наконец они погрузились в песчаное море, каким брели и солдаты Маркозова. На третий день пути, когда Скобелев расположился у колодца на отдых, его люди заметили приближающуюся партию иомудов. Проводники немедленно уложили Скобелева на землю, прикрыли кошмами и заказали отнюдь не шевелиться. В партии оказалось 30 человек. Туркмены напоили лошадей, уселись в кружок, и начались расспросы — куда, откуда, зачем. Проводники бойко на все отвечали, а когда зашла речь о человеке, лежащем под кошмами, они объяснили, что это их караван-баш (начальник каравана), заболевший лихорадкой. Скобелев после признавался, что его действительно в продолжение пяти часов бросало то в жар, то в холод… Наконец иомуды, наговорившись вдоволь, поднялись и, благодаря Бога, скрылись в степи.

На шестой день езды, все по сыпучим пескам, наши всадники хотя и сделали 40 верст, но лошадей до того измучили, что едва дотащили их в поводу до колодцев; это и были Игды, т. е конец разведки. Ночь прошла благополучно; на другой день утром, выспавшись хорошенько, вся компания беззаботно беседовала о том-другом, и никто не заметил, как молодой пастух, бросив стадо баранов, подошел к колодцу, напился воды, затем, растянувшись на песке, стал прислушиваться. Через час или более того уже случайно увидели, когда он пустился бегом в степь, оглашая воздух пронзительными криками. Проводники сообразили, какая грозит им всем опасность, если мальчишка успеет дать знать в соседнее кочевье о их присутствии. Не теряя ни минуты, они оседлали лошадей, и все шестеро пустились карьером в обратный путь. Своим спасением, как говорил после Скобелев, они были обязаны лишь резвости коней.

Спутники Скобелева получили знаки отличия Военного ордена; кроме того, Кауфман дал каждому по 50 рублей, а Скобелеву кавалерская дума присудила Георгия 4-й степени. Совершив такой подвиг, он доказал на деле, что колонна Маркозова вся бы погибла, не поверни он ее вовремя назад. Такая весть порадовала кавказцев, была приятна и великому князю наместнику.

Прошло почти три десятка лет со времени хивинского похода. Те же безводные пустыни окружают Хивинский оазис, но они уже не так страшны, как бывали раньше; замолкли слухи о разбоях, о грабежах караванов, не слышно воплей рабов. На правом берегу Аму, у ворот Петро-Александровской крепости, стоит стражем мира и тишины русский часовой, но ничто не тревожит его зоркий глаз ни по сю, ни по ту сторону реки: всюду царит порядок, водворенный мощной рукой. И не напрасно многие думают, что Аму — русская река, что Хивинское ханство — та же губерния.

Таковы плоды похода 1873 года.

Желтая земля (Фергана)

I

Очертание Ферганской долины похоже на фигуру миндального ореха. Это — впадина, подобная той, которую занимает Каспийское море, но окаймленная величественными скалистыми стенами, седловины и проходы которых возвышаются над дном долины до трех верст. Единственный вход в Ферганскую долину находится у города Ходжента[7]. Отсюда взорам путника открывается чудное зрелище: и справа и слева горизонт замыкается крутыми изрытыми предгорьями, с верхушками, окрашенными в красноватый цвет; позади них второй зубчатый ряд сумрачных скалистых цепей, а за ними возвышается до самых туманных облаков еще третий ряд высочайших гор, одетых снеговым покровом с перламутровым отливом, Ослепительную красоту представляет этот тройной ряд кулис, когда вечернее солнце бросает прощальные лучи на горные выси, которые представляют собой не что иное, как расщепления могучего Тянь-Шаня. Таким образом Фергана окружена белым кольцом снеговых залежей; располагаясь по зубцам гор, они облегают мощные ледники, и там-то, в